Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья
Шрифт:
— Моя хорошо смотрит! Хвост чист! — продолжил веселится стрелок, — Просто иногда какой-такой буква не выговариваю!
— Я и говорю, Алибаич, если ты прощёлкаешь истребители на хвосте, я тебе самый толстый ибн Оглу в зад засуну и проверну несколько раз! Паноптикум, а не экипаж! — посмеялся Лёха.
Через несколько минут крейсер стал заметно ближе, и его можно было хорошо разглядеть уже с высоты двух километров. Огромная стальная туша медленно двигалась по воде, словно предчувствуя, что внимание небес приковано именно к ней.
— Флаг разобрать не могу, —
Но выяснять принадлежность корабля долго не пришлось. Зенитная артиллерия крейсера оказалась вполне готова к неожиданным гостям. Внезапно зенитки со стороны судна открыли огонь, и по курсу Лёхи стали вспыхивать чёрные шапки разрывов. Самолёт несколько раз ощутимо тряхнуло, а осколки с характерным звоном застучали по фюзеляжу.
— Восемьдесят восемь миллиметров похоже! Ах вы, суки недорезанные, — произнёс Лёха сквозь стиснутые зубы. Его глаза сузились, и он резко завалил самолёт в правый вираж, уводя его подальше от огня с крейсера. Разрывы остались чуть позади, но напряжение не спало.
— Штурман, фиксируй курс на крейсер, — коротко бросил он, закладывая большую дугу. План начал складываться в голове, он уже не сомневался, как провести атаку.
Снизившись до трёхсот метров, Лёха заложил ещё один вираж, внимательно следя за огнём зениток. Когда дуга была завершена, он вновь взял курс прямо поперёк курса крейсера. Высота стремительно уменьщалась, и самолёт уже ощутимо гулял в потоках воздуха от воды.
— Кузьмич, заходим поперёк курса, — Лёхин голос звучал уверенно. — За километр до цели я выйду на пятьдесят метров высоты. Командуй влево-вправо. Сброс на тридцати метрах по высоте, дистанция — триста метров до крейсера. Скорость — триста.
— Принял, командир! — раздался ответ Кузьмича, и тот уже начал ловить своей деревянной торпедной линейкой огромный корпус корабля, который становился всё ближе. Теперь всё зависело от точности, выдержки и холодной головы экипажа.
— Понял, командир. А не еб@нёт? На своих бомбах то не рванём, в смысле! — в голосе Кузьмича слышалось изрядная толика сомнения.
— Не должны, — отозвался Лёха, сосредоточенно следя за приближающимся крейсером. — Англичанам тогда так же сбросили, и отлично. Лупи всё сразу, и камеру сразу готовь, — распорядился Лёха.
Моторы ревели, самолёт мчался над водой, едва не касаясь сверкающей под солнечными лучами глади. Высота в тридцать метров была минимальной, воздух внутри кабины вибрировал от напряжения, словно сама машина чувствовала, насколько близок момент атаки.
Глухой рык моторов дополнял звенящую тишину ожидания. Бомболюки раскрылись с тихим скрипом, и самолёт, как хищник, замер на секунду, готовясь выпустить в полёт свой смертоносный груз.
Цель стремительно приближалась, серый борт огромного корабля вырастал на глазах, закрывая собой весь горизонт.
— Лево три… ещё лево один… так держать! — чётко командовал штурман, всматриваясь в цель через прицел
— Получайте, суки! — крикнул Лёха, не удержавшись от эмоций.
Сразу после сброса он резко потянул штурвал на себя, одновременно нажимая правую педаль. Самолёт с напряжённым стоном рванул вверх, буквально перескакивая над передней башней крейсера. На какой-то миг Лёхе показалось, что он видит удивлённые лица офицеров на мостике. Тут сзади оглушительно загрохотал крупнокалиберный пулемёт стрелка, добавляя свой небольшой вклад в хаос войны, словно огненной метлой, сбрасывая вражеских моряков с мостика корабля.
Самолёт резко заложил правый вираж, проходя в опасной близости от воды, и также резко пошёл в набор высоты.
— Горит! Командир, горит! Есть! Два взрыва! — радостно кричал радист, не скрывая своего восторга. — Их самолёт горит, и в одну маленькая пушка попали!
Лёха выровнял машину, снова положил её в пологий вираж вокруг крейсера и дал команду:
— Штурман, снимай кино. А потом давай, рисуй курс на базу.
И тут он не удержался, спросил по внутренней связи у Кузьмича:
— Кузьмич, какого хрена ты в ста пятидесяти метрах от корабля бомбы запустил? Чуть не влепились в это корыто! Перепрыгнули почти над головами фашистов! А если бы бомбы через крейсер перескочили?
— Так чтоб фашисты наверняка обосрались! У меня не перескочат! — с весёлой наглостью и без тени сомнения ответил штурман, щёлкая фотоаппаратом и попутно вытирая пот со лба.
Самолёт, освободившись от четырёхсот килограммов смертельного груза, с заметной лёгкостью набирал высоту. Ощущение тяжёлой тревоги постепенно сменялось облегчением. Машина уверенно уходила из зоны опасности, а под крыльями осталась вспененная вода, горящий крейсер и чёрный столб дыма, медленно поднимающийся в ясное небо.
Выведя самолёт на высоту около двух километров, Лёха внимательно оглядывал горизонт. И тут его взгляд зацепился за атакованный дымящийся корабль, оставляющий за собой длинный чёрный след на воде. Он прищурился, пытаясь рассмотреть детали.
— А ведь ни разу не «Канарис»… Ой бл…! Самки ишака! — пробормотал он, закладывая левый вираж, чтобы подойти поближе. Водя глазами по силуэту судна, он начал узнавать характерные черты. — Две башни… по три здоровенных орудия, — медленно выговорил он, и ему вдруг всё стало ясно. Лёха вспомнил этот силуэт!
— Похоже, мы вслед за Остряковым влепили фрицам в их недоношенный линкор, — заключил Лёха с нотками огромного удивления в голосе.
— Кузьмич! Сделал фото? — поинтересовался Лёха. — Парашютом чувствую, нам сейчас такой СинхроФазоТрахатель заправят… Вот теперь твои фотографии очень, очень понадобятся отписываться!
Глава 2
Он первый начал!
Самое начало июня 1937 года. Кабинет Кузнецова в порту Картахены.