Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть 1
Шрифт:
Вспомнив про две полосочки, первое время Лёха ржал, приводя квартирную хозяйку в недоумение. До тестов на беременность оставалось ещё больше шестидесяти лет.
— Товарищ Сталин, вы уж, пожалуйста, побыстрее верните звёздочки и погоны! А то мы тут с ума сойдем, ходя как полосатые тигры, — шептал про себя Лёха, орудуя иголкой с чёрной ниткой.
Родился 23 марта 1913 года. — Так в день полёта у меня как раз день рождения был! — удивился Лёха. — Двадцать три года мне всего-то. Или уже двадцать три.
— Какая местность уроженец:
В голове вдруг всплыли смутные обрывки воспоминаний. Детдом. «Имени Даздрапермы». Точно, ещё ржали над этим именем. Да, точно, детдом. Лёха помнил, как попал туда на несколько последних лет после исчезновения его родителей. Память подсказывала ему смутные, но яркие картины: вечный голод, драки за самые простые вещи и момент, когда он почему-то сидел у вокзала и играл на гармошке. Он мог почти почувствовать звук старых натягиваемых мехов гармошки.
— О как! — удивился Лёха. — Глядишь, с таким набором талантов я ещё и на машинке вышивать умею.
Холост или женат: Холост.
— Холост!! Вау!! — Лёха радостно перечитал короткую строчку несколько раз.
Фух… как показал опыт, Лёха был активным сторонником женщин.
— Больше девушек хороших и разных! — продекларировал Лёха.
Но вот так сразу получить в нагрузку незнакомую женщину в статусе жены, Лёха был пока морально не готов.
— Отлично, да здравствует холостяцкая жизнь! — пробормотал он с довольной улыбкой. — Время всё распланировать и подстроить под себя. А вдруг в этом времени женщины и дают по-другому, — постучалась в его мозг здравая мысль.
26 марта 1936. Аэродром Кача, район города Севастополь.
С утра Лёха получил от своей квартирной хозяйки, Марии Петровны, идеально отглаженную форму и, приведя себя в порядок, отправился на первое «свидание» со службой. Чего только ему стоило просто побриться. Поднеся опасную бритву к горлу, Лёха физически ощущал, как острое лезвие вжимается в нежную кожу шеи. Каждое движение бритвы казалось последним, рука предательски пыталась дрогнуть, и несколько порезов пришлось замазывать подорожником. Лёха, готовившийся к выходу почти два часа, всё равно едва успел вовремя.
В качестве бонуса от «зелёных человечков» в новом теле Лёха обнаружил, что его порезы затянулись буквально на глазах. Через полчаса от них и следа не осталось, и Лёха лишь мысленно пожал плечами, решив, что это ещё одно из преимуществ этого загадочного «переноса».
Дорога до части пролетела в каком-то коматозном состоянии. Всё, что запомнилось Лёхе, — это сильный ветер, поднимавший клубы пыли с дороги, и редкие деревья, разбросанные по пустынному ландшафту. Ноги сами несли его по маршруту, подсказанному воспоминаниями прежнего тела.
Когда он, наконец, добрался до места, перед ним предстал штаб, который на первый взгляд больше напоминал большой сарай. Перед сараем стоял часовой с винтовкой у ноги, выполняющий свою задачу с абсолютной серьёзностью. Лёха
— Ну что ж, — сказал он себе под нос, — добро пожаловать в главный флотский сарай, — сам себе радостно продекларировал Лёха, вызвав косой взгляд часового. — Главное, чтоб крыша не потекла.
— О! А вот и наш комсомолец болящий проявился! — приветствовал Лёхино появление в штабе темноволосый плотный товарищ в кителе с тремя полосками на голубом фоне. Майор Зеленковский, Геннадий Васильевич, командир части, — подсказала вовремя память.
— Товарищ майор, лейтенант Хренов из госпиталя прибыл, здоров, годен до полётов.
— До полётов, говоришь! — усмехнулся командир Гена. — Вот все зачёты сдашь и допуски восстановишь — и будут тебе полёты!
И, обернувшись к обладателю чёрного кителя с прожилками красного цвета между галунами, огромному одутловатому мужику с приличным шнобелем и маленькими глазками, произнёс:
— Товарищ старший политрук, забирайте Хренова на пару часов, а потом отпустите его со всеми на занятия по расписанию.
26 марта 1936. Кабинет политрука, аэродром Кача, район города Севастополь.
Дальнейший день Лёхи сложился забавно.
Лёха выяснил, что он является комсоргом звена и ему нужно проводить политинформации чуть ли не ежедневно, раз в месяц выступать на комсомольских собраниях и не забывать рисовать наглядную агитацию — выпускать Боевой листок.
В течение минут двадцати старший политрук Ляшенко, тот самый дородный украинец с красными полосками, увлёкшись, доводил до Лёхи события международной обстановки, решения партии и правительства. В результате Лёха был нагружен пачкой бланков Боевого листка и обязательством поддержать стахановское движение и устроить в отдельно взятом звене авиаторов социалистическое соревнование.
— Так вроде, помимо выработки, у стахановцев и зарплата выросла более чем в два раза, —влез Лёха, не кстати вспомнив про стахановцев из будущего.
Комиссар покраснел, запыхтел как паровоз и прочитал лекцию минут на десять о том, что нормы довольствия у нас и так по пятой лётной категории, пока голожопые дети в Африке голодают, и что Родина ждёт от нас самоотверженной службы на горе супостатам.
— Понял, понял, дадим сто пятьсот мильёнов часов налёта вашего истребителя без капремонта! Верю, партийцы поддержат эту инициативу, товарищ старший политрук! — заверил Лёха и постарался слинять, пока не началась очередная головомойка и следующая лекция…
26 марта 1936. Плац аэродрома Кача, район города Севастополь.
Потом Лёха успел поучаствовать в тактической подготовке красных военлетов, маршируя тройками на плацу, расставив руки, как крылья, — пеший по-лётному: приседая на снижении, вставая на носочки в наборе высоты, гудя на повышенных оборотах мотора.
Лёха числился левым ведомым в звене старшего лейтенанта Фёдорова, командира первого звена третьей эскадрильи. На попытку внести изменения в этот порядок и предложение летать парами, а не тройками, Лёха был послан.