Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть 1
Шрифт:
— Нет, сейчас к замполиту сбегаю за фотоаппаратом, он мне Боевой листок поручил выпустить с утра! — ляпнул слегка обиженно наш герой.
Любочка на секунду замерла, глядя на него с недоумением, а затем разразилась задорным смехом, показывая ровненькие белые зубки, да так, что ей пришлось вытирать слёзы.
— Ну ка быстро пошли в процедурную! Фотограф малолетний! — строго приказала она, расстегивая юбку.
— Товарищ доктор, а вы же наденете белую шапочку с красным крестом для соблюдения санитарных норм! — дурашливо заканючил Лёха.
«А
03 апреля 1936. Штаб авиационного полка, аэродром Кача.
Командир ходил по кабинету перед сидящими за столом представителями руководства полка — комиссаром, начальником штаба и замом по тылу.
— И в завершение планёрки, товарищи красные командиры, что за идиотскую историю мы тут устроили в полку! Хренов, конечно, заслуженно получил свои десять суток гауптвахты за пререкания со старшими по званию, — тут Геннадий Васильевич слегка замялся, чувствуя, что немного кривит душой, — но что за бардак у нас вообще творится! Боевые лётчики бегают по оврагам, собирая лопухи! И это вместо боевой подготовки! — он снова сорвался на крик.
— Вениамин Маркович! — обратился он к старшему тыловику. — Вы что об этом думаете?
— А что я могу думать, газеты ведь в ведении Владимира Александровича! — тот ловко съехал с темы и подставил политрука.
— Нам в типографии выделяют совсем мало… — начал в ответ канючить политрук.
— Ну почему! Почему! Я, командир полка, должен решать, чем вытирать ж@пы?! Почему! Значит так! Володимир Олександрович! — на украинский манер обратился он к политруку, — договаривайтесь с типографией, чтобы газет было вдоволь. И для чтения, и для… прочих нужд. Вениамин Маркович, съездите вместе с комиссаром, обсудите с типографией возможности, может, они нам там какой-нибудь брак по случаю будут сдавать. Ну и выделите им что-нибудь дефицитное… Не мне вас учить, — подытожил командир полка.
Единственные моменты, когда у Лёхи появлялись сомнения в неправильности всего этого бардака, наступали в дни полётов. Маленькие тупоносые бипланы с ревом разбегались по полосе, подпрыгивали и, оставляя за собой шлейф звука и пыли, уносились в голубое небо. А Лёха, приписанный к технической службе, сидел в тени ангара, склонившись над тазиком с керосином, где драил закопчённые детали карбюраторов, вдыхая резкий запах горючего.
«Да, так меня зелёные человечки депортируют обратно», — с грустной иронией думал он, ощущая, как тоска заполняет его до краёв.
К концу недели Лёха, с его развесёлым характером и готовностью помочь в любой ситуации, стал желанным гостем на кухне, в хозяйственной части, в ТЭЧ и особенно в медсанчасти. Его появление в любой из этих точек части неизменно вызывало улыбки и оживление среди персонала.
«О! Кстати! А не заглянуть ли в санчасть?» — пронеслось у него в голове. Лёха мысленно представил процедурный кабинет во всех деталях: белоснежные простыни, запах спирта, знакомую улыбку и нежные губы товарища военврача
Честно отсидев весь срок ареста в проклятом сарае, Лёха наконец вышел на свободу на одиннадцатый день своего заключения. По-хорошему надо было бы сгонять домой, но, стараясь выслужиться, караул доставил его прямиком в штаб. Он старательно привёл в порядок свой единственный комплект обмундирования, насколько это было вообще возможно, и, подталкиваемый в зад разводящим караула, отправился на доклад.
Попав ровно на утреннюю планёрку на командном пункте, Лёха застал командира полка в самом разгаре раздачи руководящих трындюлей.
Товарищ майор, увидев Лёху, моментально вскипел и принялся долго орать на него за мятую форму одежды. Запал на Лёхе не иссяк, и командир переключился на комиссара, саркастически вопрошая, в какую такую дупу смотрит партия и комсомол. Под конец досталось и командиру эскадрильи, который выслушал гневные вопросы о том, почему вместо занятий его подчинённые позволяют себе являться на развод в таком виде.
В завершение, сверкая глазами, командир ткнул пальцем в Лёхину грудь и, кипя как самовар, с пламенной решимостью огласил приговор:
— На У-2 его! Ты у меня будешь газеты по ночам возить! Разгильдяй! В распоряжение начальника штаба, — озвучил приговор Крокодил Гена, как за глаза стали называть командира полка с лёгкой руки Лёхи, — кто у нас закреплён за самолётом? — спросил он начальника штаба.
— Пока никого, вы же знаете, есть некоторая нехватка личного состава и особенно лётчиков, — ответил штабист.
— Вот и отлично! Забирайте Хренова. Товарищ лейтенант, через месяц жду вас с докладом об успехах, — подвёл черту командир.
— Есть, отправиться на У-2, товарищ майор! — ответил Лёха и улыбнулся.
05 апреля 1936. Лётное поле аэродрома Кача и его окрестности.
Для того что бы научиться ходить, надо ходить,
Что бы научиться летать, надо много летать.
Лёха шел, как в забытьи, глядя в землю, будто отыскивал там ответы на все свои несчастья. Мелкие камешки разлетались от его пинков, словно отражая его раздражение и накопленную досаду. В каждом шаге звучал протест, в каждом движении читалось сопротивление всему, что его окружало.
А больше всего Лёха мечтал о простом удовольствии, к которому он привык в ином мире. Оказывается, иногда все, что тебе нужно для счастья — это тишина ванной комнаты, возможность спокойно, без лишних взглядов, достать телефон сидя на белом друге и написать коротенький текст. Отправить сообщения нескольким девчонкам, ловя пару ответных смайликов, не отягощенных идейными штампами и требованиями борьбы с врагами.
А потом — душ. Горячий, настоящий, обволакивающий. Тот самый душ, под который можно подставить лицо и стоять, пока струи воды смывают с тебя все невзгоды, очищают не только тело, но и душу, пусть ненадолго, но достаточно, чтобы опять стать человеком.