Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть 1
Шрифт:
Плюгавый машинально поднял глаза и посмотрел на грязноватый потолок в кабинете.
— А так я бумажку с вашей подписью сдам в кадры и еще в Москве месяца два или даже три проведу… — Лёха мечтательно закатил глаза показывая, как он мечтает предаться московским развратам.
Припрятав рыбку под стол, плюгавый выбрал соломоново решение и он сказал:
— Подписать никак не могу, у нас все строго, только через начальника, ты посиди пока, я схожу, узнаю, что можно сделать.
Выйдя из кабинета плюгавый скривился: «Деревня, понаехала, в Москве ему три месяца, как же,
— Товарищ майор, тут лётчик из управления ВМС, предписание срочно оформить документы и отправить в Испанию, — он подал Лёхины бумаги через стол, — а у нас сами знаете, фонды лимитированы, если только через три месяца пароходом…
Лысый человек с двумя шпалами в малиновых петлицах покрутил головой на толстой шее и произнес:
— Это на армейцев фонды подвисли, а на моряков то как раз выделили. Ладно, оформляй. А то вони будет с этими водоплавающими, замучаемся отписываться. Он в запросе один? А погоди, еще был на той неделе штурман с Северной флотилии, вот и оформляй их вдвоем. А если что мы не при делах, как запросили, так и отправили…
— Радуйся! Выбил вам отдельную отправку! Оформим быстро и в лучшем виде! — на лету перековавшийся плюгавый, вдруг стал Лёхе родной матерью.
Пригласив после работы плюгавого в забегаловку выпить пивка с рыбой, Лёха долго выслушивал пьяные разглагольствования этого столичного Хмырёныша, учившего Лёху жизни, но оно того стоило.
Лёха если и не стал своим для мелкого советского чиновника, то безусловно вошел в некое подобие доверия.
Такие пятничные посиделки в пивной быстро вошли в привычку у его нового приятеля, и если первые кружки оплачивались пополам, то все последующие шли уже за счет Лёхи, а его новый приятель делал вид, что так и должно быть. Лёхина заначка, привезенная из Крыма, стала постепенно показывать свое дно.
23 июня 1936. Отдел Х-З разведывательного управления НКО, город Москва
Отловив Лёху через неделю плюгавый Александр Леонидович отвел его в сторону и заговорщицки произнёс, что есть возможность даже сделать иностранный паспорт Швейцарии, причем слово Швейцария он произносил с придыханием и явно с большой буквы. «Но… ты понимаешь, надо немного помочь… товарищам!» — изрёк плюгавый.
— Слушай, ну вы же фальшаки лепите пачками, может и похожие на настоящие, за что тут платить то? Вы их и так советским военным делаете, — не повелся на развод Лёха.
Плюгавый помялся, но потом сказал:
— Эти да, будешь каким нить Лексисом из Латвии — он хихикнул, — нет, есть пара хороших вариантов, — опять понизил он голос, — там настоящие, без обмана.
— Со жмурика что ли? Давай тогда ты мне сначала покажешь и там решим, — не стал сразу отказываться Лёха, — а расписаться в ведомости за большие деньги, чем получить бумажек, так я только за, тем более может какие то особые фонды сможешь выбить! — не моргнув глазом заинтересовал прохиндея Лёха.
— Ничто не ново под Луной, — думал Лёха, — откат он и есть откат.
20 июля 1936. Отдел
Три недели бюрократические механизмы проскрипели и, как клялся Хмыренышь, только им и только по его личному блату, выписали маршрут через Европу.
Дней через десять Хренова опять вызвали в отделение Х-3 разведывательного управления, занимающееся его отправкой. В этот раз он попал сразу к начальнику плюгавого лейтенанта.
Все эти дни были забиты различными инструктажами, политинформациями, поездками за гражданской одеждой и даже раз в день Лёха был обязан посещать курсы испанского языка.
Больше всего Лёхе запомнилась долгая и упорно повторяющаяся идеологическая накачка, которая сопровождала их на каждом шагу. Постоянные речи, громкие лозунги и бесконечные беседы о борьбе за мировую революцию стали неотъемлемой частью их повседневной жизни, словно ритуал. Каждый день ответственные товарищи, подобно проповедникам, внушали личному составу, что нужно стойко переносить все трудности и преграды ради великой коммунистической цели.
И постепенно Лёха понял, что это больше, чем просто слова — это стало частью сущности окружающих его людей. Бойцы были заряжены коммунистическими идеями и готовы идти в огонь и воду. Вся эта идеологическая обработка, которую Лёха воспринимал с иронией, работала на удивление эффективно.
И при этом требовалось стучать. На всех. На товарищей, на начальников, на подчинённых. Особые отделы желали точно знать не только поступки, но и даже мысли и поползновения охраняемого им народа.
Швейцарии им не досталось.
Хренову дали в руки паспорт гражданина Мексики на имя Juan Herrera… с въездной визой СССР, выписанной на русском языке на имя Хуяна Херрера… Также в паспорте стояли открытые визы Польши, Германии и Франции и несколько старых погашенных виз.
Лёха в изумлении посмотрел на лысого майора и встретился с радостно ухмыляющейся физиономией.
— Добро пожаловать в СССР, товарищи мексиканы Хуян Херров и Гоша Кузмаччо! — Довольный собой как слон схохмил лысый хер, — Пока паспорта оставляете тут, получите у сопровождающего перед границей. Ты Хуян у нас теперь артист, исполнитель испанских народных песен. Сутки на сбор вещей, один чемодан, да, аккордеон свой не забудь! А вы товарищ Кузмаччо оказывается известный мексиканский географ! Глобус свой не забудьте! — радостно заржал лысый майор, — И послезавтра в 9 утра в кассу на первом этаже, получаете командировочные. Потом инструктаж и сразу на вокзал! — лыбился товарищ начальник отдела.
Прочитав имя своего неразлучного товарища Лёха сумел начать радоваться жизни по новой.
Степенный Георгий Кузьмич Кузьмичёв стал — Gozha Cuzmacho.
— Гоша Кузмаччо! И Вам добро пожаловать в нашу тусовку! — добавил уже от себя Лёха, утирая слёзы.
Несчастный Кузьмич стоял в полном ступоре.
В коридоре Лёху перехватил Хмырёнышь, и прошептал: «Все в силе, после кассы в туалет попросись, в крайней кабинке, вам командировочных на дорогу выписали по максимуму, а тебе еще особых фондов, их отдашь полностью.»