Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть 1
Шрифт:
Найденную прошлой ночью валюту, Лёха затолкал уже в свой матрас, с прицелом позднее перепрятать находку в свой замечательный аккордеон, надеясь что ночью польские и немецкие пограничники не будут активно его потрошить под спящим человеком. Так и получилось, никому мексиканские артист и географ не были интересны.
С утра, дождавшись, когда Кузьмич отправится умываться и курить, Лёха открыл фальшь панель в своём аккордеоне. Панель с легкостью отодвинулась, и он ловко перепрятал свёрточек с деньгами внутрь. Аккордеон стал для Лёхи ещё дороже.
Матрас в купе дипкурьера, в который он втиснул вчера
Лёха надел модные кожаные перчатки, купленные в Москве по случаю с рук, и торопливо стал доставать заклеенные пакеты и складывать их на стол. Он не был уверен в том, насколько развита дактилоскопия в этом времени, но решил перестраховаться.
Лёха вскрывал пакеты, хотя сердце уже начинало бешено колотиться, разворачивал страницу за страницей, проглядывал документы и сортировал их на кровати.
Основной поток документов был адресован советскому посольству в Берлине.
Влево пошло все, что на взгляд Лёхи было откровенной туфтой. Куча справок, отчетов, смет, указаний как и что проводить. Помимо рядовой бюрократической переписки туда же отправились все возможные циркуляры и распоряжения комиссариата иностранных дел.
На правую кровать Лёха откидывал бумаги, которые могли иметь интерес.
Один из пакетов был явно предназначен уполномоченному от НКВД. В нём содержались приказы, касающиеся усиления слежки за определёнными лицами, указания по вербовке агентов и инструкции по компрометации сотрудников самого советского посольства.
Такой подход был частью шпионской работы НКВД, которая вела широкую сеть наблюдения и вербовки как среди эмигрантов, так и среди советских граждан за границей, особенно в крупных посольствах. Этот пакет тоже улетел в левую сторону.
Лёхе казалось, что он копается в чьем то старом нестиранном белье.
— Как только меня угораздило вляпаться в очередное гуано, — думал он, чувствуя, как волна злости и раздражения нарастает внутри него.
В конце он наткнулся на небольшой засургученный пакет с надписью «В третий отдел, совершенно секретно.»
Гонимый любопытством Лёха вскрыл его, вытащил приличных размеров бутылку с залитой сургучом пробкой, достал несколько листочков и принялся за чтение.
— Ни Херова, ни Хренова, — Лёха в ступоре откинулся на мягкое сиденье дивана.
В пакете шла речь об устранении одного их лидеров белого движения.
По отрывочным указаниям, Лёха понял, что речь шла об приглашении преемника Кутепова — генерала Миллера якобы на секретную встречу с германскими дипломатами, где его приказывалось усыпить хлороформом. Потом давались указания, как доставить в порт Гамбурга для передачи дальше по этапу встречающим. Как начинал Лёха догадываться, и дальнейшего его вывоза в СССР. Организатором встречи должен был быть некий агент именуемый в документах Скобля, к которому и были надлежало передать приказы. В случае невозможности вывезти приказывалось ликвидировать генерала.
— Суки НКВДешные, из-за вашего безумного стремления насрать всем вокруг, тьфу… насадить коммунизм во всем мире, дипкурьер жизнью пожертвовал, — в кои то веки Лёха был согласен с пристрелянным им прошлой ночью бандитом.
Быстро проглядев остальные документы, Лёха стал реализовывать пришедший в голову очередной безумный план по ликвидации всей этой
Хотя поезд был модным по местным меркам и отапливался паром от локомотива, их последним прицепленный вагон слегка выделялся из общего ряда своей допотопностью. Как вчера выяснил Лёха, в конце вагона, между туалетом и тамбуром был маленький закуток с титаном и топкой, который раньше использовался для персонального отопления вагона. Теперь старую систему отключили, подключив к пару от локомотива, но сама топка осталась на месте, хотя и не использовалась.
Сложив бумаги в мешок, Лёха тихонько потянул дверь, выглядывая в коридор, людей не было видно, только скрипел вагон на ходу, осторожно пройдя мимо купе проводника он вышел в тамбур. Заперев тамбурную дверь все тем же железнодорожным ключом, Лёха затолкал половину бумаг в топку, открыл поддувало и чиркнул спичкой. Весело заплясали язычки пламени и топка стала поглощать давно забытое угощение. На улице было лето и дополнительное тепло заставило Леха хорошенько пропотеть. Он смотрел на огонь, открывал дверку, кидал очередную порцию документов и ничуть не жалел, о сорванных кому то в Москве операциях.
Утром не выспавшийся Лёха выполз из купе и услышал ворчание проводника, что курящие черти совсем обнаглели столько курить, даже у титана воняет. «Ага, точно черти курили в не положенном месте!» — ухмыльнулся Лёха.
14 августа 1936. кабинет начальника Секретно-политического отдела НКВД
Тишина кабинета нарушалась лишь тихим шорохом бумаг и напряжённым дыханием. Кабинет начальника Секретно-политического отдела НКВД был погружён сумрак и только мягкий свет настольной лампы слегка разгонял его. За массивным столом сидел Бригадный комиссар, задумчиво постукивая пальцами по крышке стола.
— Есть новости по дипкурьеру? — его голос прозвучал низко и требовательно.
— Нет, товарищ Бригадный комиссар, — ответил молодцеватый старший лейтенант, стоящий перед ним.
Комиссар скривился, словно съел лимон:
— Я просил наедине, без званий.
Лейтенант тут же кивнул:
— В посольстве курьер не появлялся, полная тишина. В НКИД тоже ничего не знают. Но есть сообщение от нашего агента — проводника. Он утверждает, что на польской границе курьер сам открыл дверь купе в его присутствии польским пограничникам, а на немецкой границе, перед Франкфуртом-на-Одере, его в купе уже не было. Курьер мог сойти в Варшаве, но маловероятно — его никто не видел, тем более в мешками почты. Более вероятно, что он спрыгнул с поезда. В нескольких местах поезд шёл медленно или останавливался ночью на разъездах. Никаких происшествий агент не зафиксировал. Поляки тоже не проявляли интереса к купе.
Бригадный комиссар нахмурился, задумчиво сжав губы. Его глаза вспыхнули раздражением.
— Денег много у курьера было?
— Наших около тысячи английских фунтов, Яков Семёнович, возможно НКИД что от пересылал.
— Много в общем… Сука! У в Англии рабочие получают сто пятьдесят — двести в год! Да на тысячу унтов там можно приличный дом с садом купить! Ясно. Сдр**снул, сволочь, из иностранных дел. Конечно, они получат дыню, но нам это не облегчит жизнь, — голос его был резким, но сдержанным. — Я всегда был против этих совместных курьеров.