Москва - 36
Шрифт:
– Ваня,- громко отдаёт команду Берзин старшему грузовичка.- вы с гостями на базу, покормишь там. Нас ждите через два часа.
Я незаметно киваю головой, отвечая на вопросительный взгляд Петрова.
– Ну и мы заглянем тут в одно местечко неподалёку,- Ян Карлович открывает заднюю дверь легковушки и приглашает внутрь.- ты не против заморить червячка?
– Не против, товарищ генерал!
Берзин в новой серо-зелёной форме республиканской армии (похожа на форму студента- стройотрядовца: прямые навыпуск чуть расклешёные брюки и мягкая куртка с накладными карманами на груди, выше левого кармана чёрная
'Действительно, звучит непривычно для красноармейского уха- товарищ и вдруг генерал'.
– На Кастелар.- Генерал снимает зелёную фуражку с красной звездой на тулье и встряхивает седой головой.
Водитель резко газует и мы понеслись в город к морю по асфальтированной дороге, обрамлённой золотым апельсиновым ковром. Вскоре по старинному каменному мосту перелетаем через какую-то речушку и водитель сбавляет скорость: улицы становятся уже, а количество прохожих больше. Наконец машина останавливается, не доезжая сотни метров до площади Кастелар. Дорогу перегородил грузовик.
– Жди нас здесь.- Нетерпеливо бросает Берзин водителю и выбирается из машины. Тротуар запружен красиво одетой праздно шатающейся толпой.
'Да... какой разительный контраст с Барселоной'!
– Ты посмотри сюда, Алексей,- возмущается генерал, показывая в сторону фонтана.- молодые, здоровые... здесь и сейчас из них можно две дивизии сформировать. А мы за месяц во всей Валенсии на один полк наскребли.
Великолепные жёлтого камня высокие дома обступают площадь.
'Похоже на Нью Йорк, в районе Тайм-Сквер'.
У мэрии висит большой красочный плакат-напоминание: 'Не забывайте, фронт всего в ста сорока километрах отсюда'.
К нам навстречу с подобострастной улыбкой бросается метрдотель ресторана, издали разглядев генерала в толпе, осаждающей вход.
Улыбаюсь, вспомнив суровые лица барселонских официантов и выписку из закона о запрете чаевых, висящем в каждом кафе и парикмахерской.
Отдельный кабинет нам не достаётся, его перехватывает министр сельского хозяйства с красивой дамой в бриллиантах, сопровождаемый стайкой репортёров с блокнотами и фотоаппаратами. Дверь в кабинет остаётся открытой и до нас доносятся отрывки фраз: то-то о готовящемся наступлении республиканской армии, ругают премьера...
Общий зал почти пуст, несмотря на толпу на входе из желающих попасть внутрь.
Услужливый официант наливает нам в бокалы, после консультаций с генералом, вино: ему- белое, мне- красное. На столе появляется большое блюдо с устрицами, лежащими на колотом льду. Копирую движения генерала, который начинает сноровисто расправляться с ними.
– Сегодня вечером 'старик' (премьер-министр Ларго Кабальеро) принимает посла Франции,- тихо говорит Берзин, приступая к разделке огромного розового омара.- затем у них ужин, а в девять- он идёт спать, что бы не случилось. Будить себя запрещает. Даже если в девять ноль пять падёт Мадрид, глава правительства узнает об этом только утром.
У меня на тарелке сочится прозрачным жиром говяжий шницель, по словам официанта вчера в порт прибыл пароход из Югославии с молодыми бычками. Принимаю эту информацию к сведению и начинаю терзать мясо вилкой и ножом (как выяснилось потом, вилкой для закусок
– Переговоры поручено организовать мне,- генерал умело щёлкает щипчиками.- так как полномочный представитель сейчас в Париже, посольских решено не привлекать. За тобой техническая часть. Сколько времени тебе потребуется чтобы подготовить аппаратуру к работе?
– Полчаса.- С сожалением смотрю на последний кусочек шницеля в тарелке.
– Это хорошо...- Берзин с удовольствием высасывает сок из громадной клешни.
С моря пахнуло влагой и теплом.
'Сладкий порто, гаванские сигары, разбухший от песет кошелёк. Как хорошо быть генералом... республиканской армии'.
Мы втроём отлично устроились в небольшом домике в глубине запущенного сада: две комнаты, в одной- аппаратура, в другой- спальня, на пятачке перед входом- грузовичок Форд. От водителя мы отказались, вместо него за баранку сядет Базаров. Тяжело, конечно, но, думаю, справимся, тем более, что я буду давать ребятам высыпаться ночью. Мне не трудно.
В главном здании, каменном двухэтажном особняке расположились бойцы (около взвода) Берзина, слышится в основном испанская, иногда русская (в том числе, женский голос) речь. Они же дежурят на въезде и охраняют периметр виллы. Пять легковушек и три грузовика припаркованы вокруг клумбы.
Выглядываю в окно на звук мотора, на аллее показалась Испано-Сюиза генерала, не доезжая метров тридцати до меня остановилась у летней беседки, увитой плющом, Берзин рукой подзывает к себе.
– Вот держи свои документы, товарищ Че,- генерал выложил перед собой на круглый столик три картонные книжки.- здесь есть все пропуска, в том числе и в резиденцию премьера. В семнадцать ноль-ноль быть готовым к выезду.
– Спасибо. Понял.
– Хаджи, заходи!- Кричит Берзин и в беседке, неслышно ступая, появляется Мамсуров.- Садись.
– Ну вот и настало время обсудить твоё предложение, Алексей, по 'Энигме'.
Из краткого рассказа генерала стало понятно, что группа Хаджи-Умара готовит нападение на аэродром под Севильей, на котором базируется легион 'Кондор', подразделение военновоздушных сил Германии. Затем Мамсуров разворачивает план аэродрома и, подсвечивая себе фонариком (в беседке полусумрачно), показывает расположение его объектов. Главной целью операции является вывод из строя бомбардировщиков противника, от которых страдают жители Малаги, Картахены и, конечно, Мадрида.
– Товарищ Берзин,- вступаю я.- захват 'Энигмы' нам нужнее, чем уничтожение всех этих самолётов вместе взятых. Это позволит читать самые секретные радиограммы немецкого командования. Мне кажется, целью операции должна быть 'Энигма' и шифроблокнот к ней, а повреждение самолётов- только прикрытием.
'Хаджи насупился... это понятно, какому руководителю операции понравится ситуация когда приходит кто-то со стороны и в последний момент тщательно подготовленный план летит в тартарары'.
– Лучше бы вообще представить дело как налёт наших бомбардировщиков...- добавляю я и осекаюсь.