Москва: мистика времени
Шрифт:
Коллекционер Пашков ахнул. Третьим был пугающий «черный воронок». Тот самый, в котором к москвичам являлись ночные гости, увозившие в неизвестность вновь открытых «врагов народа». И Пашкову вдруг абсолютно четко представилось, что «воронок» этот заворачивает на его улицу Пречистенку и вдруг въезжает во двор его дома № 5. Еще секунда – и раздается стук в ЕГО дверь.
Господи, спаси! Уж лет двадцать Пашков, как истинный советский человек, не произносил никаких молитв. Да и 1947 год не столь страшен, как приснопамятный 1937 год, будь он проклят! Но руки у коллекционера задрожали, ноги сами
Ну будь бы он сам – один. Но ведь жена милая – Любушка. И сынок Ромушка. Они же станут семьей «врага народа». Им же все в жизни будет закрыто, если от него не отрекутся. А не отрекутся – так и их ждет лагерь…
Пашков провел рукой по вспотевшему лбу. Что это он?! Это же открытка! Простая открытка! С чего он взял, что она – вещая?! Надо успокоиться и лечь спать. Скорее всего, он просто устал – переработал. Вот и мерещатся ужасы…
Наутро придя на работу, Пашков застал в типографии создателя гравюры – художника Полякова. И уж не ясно, с каких глаз, но старый печатник вдруг кинулся к нему, потащил в укромный закуток на лестнице и зашептал жарко, уговаривая:
– Товарищ! Мил мой человек! Убери, будь другом, «воронок» с картинки! Ну чего людей пугать?! Ведь краса-то какая – белоснежный дом! И люди веселые – впереди же праздник. 800 лет столице нашей! А тут…
Пашков замялся, закашлялся. Он же и не знал толком этого художника – а ну как тот прямиком побежит в органы?! Пропал тогда и сам Пашков, и семья его, да и в типографии начнутся чистки. Как же – не углядели, не выявили «врага народа» с его смутными речами!
Но Поляков только пятерню запустил в свои черные волосы:
– Да оно, конечно, батя… Но ведь я не сам. Опытные товарищи из Союза художников подсказали, что выгравировать-то. Да и тираж ведь издан!
– А мы переиздадим! Допечатаем! Она же быстро разойдется, эта открыточка. Всего-то 50 тысяч на всю страну. Да ее уже через пару недель и не станет. Раскупят. А ты убери «воронок» и по новой приноси!
– Ты что, не понимаешь, батя? – прошептал Поляков. – Это ж по новой Комиссию проходить надо. Цензурировать. Печати «к дозволению» получать.
– А зато переиздание! Сам знаешь, так только в особых случаях делают.
– Где же я его возьму, случай такой?
– А тут уж я постараюсь. – Пашков нервно облизнул губы. Плохая привычка, а никак не отделаешься. – Я ж в Трудовом комитете. Я ж старейший печатник. И член партии. Мы от народных масс бумагу напишем. Что очень нравится картинка. Что дух советского патриотизма и все такое. Ты только флаг сделай поболе, и чтоб он колыхался. Праздник ведь! Не хочется о плохом-то думать!
– Ну ладно… Я погляжу…
Поляков вздохнул, оглянулся – не подслушал ли кто – и пошел вниз по лестнице. А Пашков остался, тяжело дыша. И все думал: чего это он завелся? Зачем с такой просьбой высунулся? Надо быть как все. Тише воды ниже травы. Высунувшуюся голову-то уж точно в «воронке» пригнут…
Но видно, в просьбе старого типографского рабочего-коллекционера была высшая надобность. Уже через пару месяцев вышла другая открытка. На ней все то же самое. Только среди машин «черного монстра» нет. А Пашков дом – такой же красавец.
И вот надо же,
Но вышедший из машины особист обошел «воронок» и ткнул ногой по колесу.
– Менять надо! – послышалось во дворе.
Сколько же людей замерли у окон, не зажигая света?! Сколько сердец застучало в ужасе?!
А из машины тем временем выскочил второй – парень помоложе.
– Щас сделаем, Ефим Ефимович! Сей миг! И поедем. Сей миг!
Парень вытащил запаску и начал сноровисто менять колесо.
Сколько невидимых людей за окнами облегченно вздохнули. Не за мной! И вообще ни за кем! Просто остановились. Колесо поменять. Господи Святый – просто колесо поменять!..
Уже через полчаса, как машина уехала, дом засыпал. В радости. Не сейчас! Не сегодня! Можно поспать. И только Пашков, непонятно почему вытащивший из комода свою новую открытку, то ли молился на нее, то ли вспоминал со счастливой улыбкой художника Полякова. Кто знает, может, и правда просьба старого коллекционера и труд художника-гравера сделали невозможное – отвели беду от жильцов дома на Пречистенке?! Кто знает? Неисповедимы же пути Господни.
Ну а современные коллекционеры и сейчас гоняются за редким тиражом «допечатки» той легендарной открытки. Белый дворец возвышается над легендарной Моховой. По мостовой неспешно идут люди, наверное думая о предстоящем празднике города. И машин мало – всего два роскошных вместительных и по-старому громоздких, но таких красивых автомобиля.
Вот такую историю рассказал старый филокартист. Конечно, открытки – всего лишь малая часть быта. Не картины, не книги антикварные. Но и у них есть свои легенды.
P. S. Михаил Иванович Поляков (1903–1978) – известный советский художник-гравер, мастер книжной иллюстрации. На его творчество оказал сильное влияние наш великий гравер Владимир Фаворский.
Поляков работал в разных жанрах и техниках (писал и маслом, и гуашью). Но предпочтение отдавал все же гравюре и ксилографии. Здесь у него был высочайший уровень профессионального мастерства и собственный стиль. Больше всего Поляков любил работать в книжной графике. Он иллюстрировал произведения А.С. Пушкина, В.А. Жуковского, И.-В. Гёте, В. Гюго, Г. Гейне, Ф. Вийона и др. При жизни ему принесли известность два альбома – «Максим Горький» и «Пушкинские сюжеты» (рубеж 40–50-х годов ХХ века).
Сейчас его творчество подзабыто. А ведь хороший был человек и замечательный художник. Может, вспомним?
Московский букинист
Берсеневская набережная, 2–6; Моховая улица, МГУ; Театральный проезд, 2; решетка Александровского сада, Красная площадь
О, читанные многократно
Страницы, юности друзья!
Вы, как бывало, ароматны!
Взволнован так же вами я!
Игорь Северянин. После «Онегина»