Москва никогда

Брайт Владимир

– Хочешь сказать, что знаешь, чем закончится штурм?

– Конечно. Это же очевидно.

– Объяснишь?

– Сначала давай выпьем.

– С удовольствием.

Два человека пригубили элитный коньяк и продолжили разговор.

– Итак, что мы имеем?

– В принципе, ничего особенного. Тот, кто спланировал атаку, отлично все просчитал. Для начала вывел из строя спутник связи – слепых щенков проще водить за нос. Затем уничтожил восемь фортов, прикрывающих подступы к Москве. Мы слышали стрельбу и взрывы, однако не восприняли их всерьез, ведь ночные набеги кадов случались и раньше. «Глупые» твари приучили

нас к тому, что по ночам их активность заметно возрастает. А отсутствие связи списали на неисправность спутника и человеческий фактор.

– Это было главной ошибкой?

– Разумеется, нет. Решающую роль сыграло бессилие спецслужб, не способных выявить «крота», работающего на Ушедших. Все остальное – лишь следствие.

– Но ведь анклав до сих пор держится. Я не понимаю…

– А здесь особо нечего понимать. В течение ближайшего часа оборона будет прорвана.

– Как?

– Молча. Дай мне миллион фанатиков, готовых беспрекословно выполнить любой, даже самый абсурдный, приказ, и я завоюю весь мир. Не говоря уже о том, чтобы взять приступом отдельно взятый анклав. Плюс ко всему, если в каком-нибудь месте плотины появляется трещина, рано или поздно безудержная стихия вдребезги разнесет всю конструкцию.

– Полагаешь, пролом на востоке…

– Мы не удержим. Даже если бы не было атак с других направлений.

– Ты же отправил туда столько людей и техники!

– Я отправил туда всех, но это ничего не меняет. На главном направлении сосредоточенны основные силы противника. Оставшиеся два выступают в качестве отвлекающего маневра.

– Грубо говоря, в одном месте задействовано полмиллиона, на второстепенных – тысяч по сто?

– Что-то вроде того. При самом благоприятном раскладе атаки с флагов захлебнутся. У востока нет ни единого шанса. Пусть сто, двести, даже четыреста тысяч кадов погибнут, но оставшиеся все равно прорвутся. У нас не хватит боеприпасов, чтобы уничтожить их всех. Спасти положение могла бы эскадрилья тяжелых бомбардировщиков: ковровые бомбардировки – на редкость эффективное средство. Но их нет.

– А что насчет второго кольца обороны?

– Ничего. Вторая линия укреплений продлит агонию на день, два или даже неделю, после чего наступит неизбежный конец.

– Значит, выхода нет?

– Выходит, что так.

– Тогда ради чего твой штаб развернул такую бурную деятельность? Не знаю, как у других, а лично у меня создается впечатление, что, мобилизовав все имеющиеся в нашем распоряжении ресурсы, можно отбить нападение.

– Людям нужна цель. Уверенность в том, что их жертва не напрасна.

– Придаешь смысл последним минутам обреченных?

– Рад, что старый друг меня до сих пор понимает. И знает, к чему я веду.

– К коду доступа и ключу?

– Да.

– А как же Борис? Ведь третий ключ у него.

– Уже у меня. Код тоже.

– Но ведь спутник связи недоступен. Как сигнал дойдет до шахты пусковой установки?

– Спутник не нужен. Мы активируем ядерную боеголовку, находящуюся в хранилище под зданием. Всегда нужно иметь запасной вариант на случай непредвиденных обстоятельств.

– У хорошего полководца все предусмотрено?

– Да.

– Скажи честно, тебе не жаль уничтожать город нашего детства?

– Ты хотел сказать – остатки его былого величия?

– Пусть

так.

– Жалость здесь ни при чем. Мне больно осознавать, что люди, у которых нет ни единого шанса, успеют разочароваться.

– В чем именно?

– В том, ради чего жили и не покладая рук работали последние два года. Кадавры не должны победить, понимаешь? Лучше мгновенно раствориться в бушующем вихре ядерного взрыва, чем быть сожранным мерзкими тварями.

– А как же командный бункер для пятнадцати человек? Если не ошибаюсь, система полного жизнеобеспечения рассчитана на год?

– Для меня эта крысиная возня – не вариант. Жизнь отличается от существования тем, что ты ощущаешь себя человеком. В тясяча девятьсот сорок четвертом году японский адмирал, предложивший обрушить на головы американцев «божественный ветер», лично возглавил первый вылет камикадзе. Снял ордена и знаки различия, встав во главе самоубийственного вылета эскадрильи.

– Ты предлагаешь…

– Допить бутылку, а затем сделать так, чтобы в проигранной нами битве не осталось победителей. Мой адъютант вставит ключ малодушного Бориса, и ударная волна уничтожит всех тварей.

– Превратив целый город в радиационные руины.

– Вряд ли потомки нас за это осудят. Так что, ты со мной?

– У меня есть выбор?

– Выбор есть всегда.

Гость, до последнего надеявшийся, что ему не придется прибегать к крайним мерам, мог бы сказать, что его единственной дочери от первого брака через месяц исполнится двадцать. Она слишком молода, чтобы умирать. И что годовое пребывание в комфортабельном бункере выглядит намного предпочтительнее мгновенной смерти. К тому же кадавры не останутся в Москве надолго: сожрут все, что найдут, и уберутся восвояси. А все эти бредни о величии духа и разума, приправленные заплесневелыми историями о канувших в Лету героях, – не более чем попытка оправдать свой страх и бессилие…

– Конечно, я с тобой, – глядя в глаза собеседника, искренне произнес старый друг. – Вместе до самого конца…

– Спасибо.

– Не за что. Кстати, давно хотел спросить тебя и никак не решался…

– Спрашивай. Все, что угодно.

– Групповая фотография на стене у тебя за спиной. Кто та девушка с края? Ты ведь, кажется, тогда уже был женат на Марии?

– Какая девушка? – спросил хозяин кабинета, поворачиваясь к стене. – Здесь нет ни…

В преферансе после того, как вскрывается прикуп, зачастую дальше можно уже не играть. Все предельно ясно и так.

Неожиданное исчезновение Бориса и срочный вызов оказались прикупом, сказавшим опытному игроку больше, чем любые слова. Поэтому он взял с собой на встречу пистолет.

«Никакой девушки здесь нет», – хотел сказать генерал – и не успел. Выстрел в затылок поставил крест на многолетней дружбе.

Так осажденная крепость лишилась главнокомандующего. А еще через сорок минут, несмотря на ожесточенное сопротивление защитников гарнизона, кадавры прорвали на востоке периметр обороны, ворвавшись внутрь анклава. Практически одновременно взрыв, обрушивший фрагмент стены второго – внутреннего – кольца обороны, окончательно «добил» анклав, после чего началась дикая резня, окончившаяся лишь к рассвету. С первыми лучами солнца победители дожрали трупы побежденных, чтобы навсегда покинуть обезлюдевший город-призрак…