Москва в огне

Бляхин Павел Андреевич

С десяток дружинников выдвинулись вперед, готовые встретить врага огнем.

Раздалась команда:

— Стойте, товарищи, стойте!.. Пригото-о-о-овьсь!..

Толпа сразу остановилась. Девушка-знаменосец рванулась вперед, обеими руками вскинув над головой знамя:

— Да здравствует свобода!

Казаки шумно осадили коней, опустив шашки концами вниз.

— Ра-а-азойдись! — взвизгнул офицер, поднимаясь на стременах.

Старик рабочий поспешно заслонил собой знаменосца и обратился к казакам:

— Что вы делаете, казаки? Мы — ваши братья! Мы боремся за нашу и за вашу свободу! Не слушайте палача офицера!

Офицер

бешено взмахнул шашкой:

— Бей их!

В ответ на команду офицера первый ряд казаков с треском вложил шашки в ножны и круто повернул коней назад. Остальные последовали их примеру, а через минуту весь отряд умчался прочь, оставив позади одного офицера. Он безобразно выругался и, злобно пришпорив коня, поскакал догонять своих подчиненных.

— Ур-ра-а-а-а! — понеслось казакам вслед. — Да здравствуют казаки! Да здравствует свобода!

Костя чуть не заплясал от радости:

— Казаки, казаки удрали! Ур-ра-а-а!..

И колонна рабочих двинулась дальше, продолжая песню:

Вставай, поднимайся, рабочий народ!..

Мы приближались к Зоологическому парку, где уже кончалась Большая Пресненская улица. Не знаю, кто отдал команду, но демонстрация остановилась, песня оборвалась, и тысячи людей с криками «ура» рассыпались по ближайшим улицам и переулкам.

— Строй баррикады!..

Пришли представители партии — товарищи Седой и член МК Семен. Они сообщили дружинникам, что есть приказ комитета строить баррикады. Под руководством дружинников-большевиков рабочие разбились на десятки и организованно приступили к работе, причем самые мощные баррикады воздвигались лишь в начале и в конце улиц, на перекрестках и площадях, вблизи полицейских участков и вообще там, где можно было ожидать нападение врага. И мне второй раз за этот день довелось принять участие в постройке баррикад.

Невозможно описать, с каким энтузиазмом, с какой радостью и как весело воздвигали баррикады пресненские рабочие. Подрубая и руша столбы, они «ухали», как бурлаки на Волге, с песнями волокли и поднимали на гребни тяжелые каменные тумбы и бревна, вместе с ребятишками кричали «ура», когда над баррикадой взвивалось красное знамя, шутили, смеялись.

Здесь произошла неожиданная встреча.

Какой-то студент маленького роста с трудом тащил к баррикаде огромное бревно. Я подбежал на помощь и взялся за другой конец бревна. Студент оглянулся, и я увидел розовое лицо юного курьера из штаба МК.

— Бобчинский! — невольно крикнул я, останавливаясь. — Как вы тут очутились?

От неожиданности тот бросил бревно.

— А вы… Вы откуда меня знаете?

— Кто же не знает штабного курьера! Вы же Бобчинский!

Студент поправил съехавшую набок фуражку и, поднимая бревно, разъяснил:

— Только я не Бобчинский, а Добчинский. А ну, пошли!

Мы оба рассмеялись и снова принялись громоздить баррикаду.

Работа по всей улице шла так дружно и весело, словно мы громоздили здесь не кучи разного барахла и камней для защиты от пуль и снарядов, а воздвигали прекрасные дворцы и палаты для новой жизни, словно здесь ожидали нас не бой и смерть, а веселый пир счастливого, свободного народа.

Новое время — новые молитвы

Домой я возвращался еле живой от усталости, но возбужденный и радостный. Мне все-таки удалось поговорить с Седым, который познакомил меня с членом МК товарищем

Семеном. Несмотря на отдельные неудачи и жертвы первых дней восстания, оба они были твердо уверены в грядущей победе и заражали всех своей верой. Так как поддерживать живую связь центра с периферией было трудно, МК решил всех своих членов разослать на места для непосредственного руководства восстанием в районах. Таким партийным руководителем Пресни и явился товарищ Семен, а Седой возглавил боевые дружины района. Правда, на Пресне был создан особый боевой штаб дружин с участием представителей меньшевиков и эсеров, но фактически всем руководили товарищи Семен и Седой. Седой самый популярный в рабочей среде агитатор, большевик и военный человек, пользовался большим авторитетом и был душой восстания на Пресне.

До Оружейного переулка я добирался долго. Можно себе представить, какого труда мне стоило это необычайное ночное путешествие по лабиринту баррикад, загромождавших путь через каждые сто или двести шагов. Хорошо, что строители догадались оставлять небольшие проходы, или, вернее, пролазы, на линии тротуаров. Но в темноте я не сразу находил их, часто спотыкался и падал, путался в телефонных и телеграфных проводах, которыми были опоясаны многие баррикады.

За головными баррикадами уже дежурили дружинники, греясь у костров. Кое-где еще продолжалась стройка, нарушая тишину стуком и треском. Время от времени хлестали далекие залпы из винтовок, перемежаясь еле слышными хлопками пистолетов. В направлении Сухаревской башни молнией вспыхивало небо и короткими ударами гремел гром — это работали пушки. Ответной пальбы не было слышно. Нет, никакого сражения там не могло быть — это было избиение мирных жителей и обстрел баррикад. Так я думал.

После многих злоключений я попал наконец в Оружейный. Недалеко от нашего дома стояла высокая баррикада, доходившая почти до второго этажа, но работа еще продолжалась. К моему удивлению, здесь командовал сам дядя Максим.

— Ворота, ворота тащите, хлопцы! — деловито покрикивал он с вершины баррикады. — Вот сюда, зубьями вверх поставим, для острастки, значит… Мишка, не вертись под ногами! Пошел спать, пострел!

Человек шесть молодых парней, в том числе и Сережка, хлопотали у ворот нашего дома, пытаясь снять их с нетель. Тут же вертелся Мишка, хватаясь за прутья то с одной стороны, то с другой. На отца он не обращал внимания и лишь в тон ему покрикивал:

— Давай, давай, дядьки!

— Братцы! Граждане! Осторожней, пожалуйста! — умоляюще взывал солидный человек в полушубке, обращаясь к рабочим. — Ворота новые, не гните так прутья-то… Позвольте, я помогу вам.

Строители беззлобно смеялись:

— Тяни, тяни, Иван Петрович!

— Гляди не лопни!

— Ай да управляющий — революции помогает!

— Против царя пошел…

— Может, к нам в дружину запишешься?

Управляющий поспешно отскочил в сторону, смущенно бормоча:

— Я, конечно, не против, но… зачем же хозяйское добро ломать, когда можно взять без порчи?..

— Ладно, ладно, Петрович, проваливай! — оборвал его дядя Максим. — Без тебя справимся… А ну, взяли!

— Эй, ухнем! — поддержал Мишка.

Ребята дружно налегли на ворота и в самом деле сняли их с петель «без порчи». При участии Мишки ворота торжественно водрузили на самый гребень баррикады острыми копьями вверх. Теперь она выглядела совсем внушительно и казалась несокрушимой.

Дядя Максим решительно прогнал Мишку домой.