Мост душ

Шваб Виктория

— Это потрясающе! — восклицаю я.

— Ну, только в качестве почётного члена, пока мне не исполнится шестнадцать. Но я так просто не сдамся. Как я уже говорила Рене, смерти неважно, ребёнок ты или взрослый, так почему же Общество ставит возрастные ограничения? Чем плохо то, что мне двенадцать?

— По тебе не скажешь, что тебе двенадцать, — говорит Джейкоб. Не уверена, задумывал ли он это как комплимент, но Лара улыбается в ответ.

— Оу, спасибо. — Улыбка быстро пропадает. — Они ещё о многом не знают, а я твёрдо

намерена рассказать им всё: о нас, о том… месте, где мы вчера были. — Она слегка передёргивает плечами. — Я чувствовала себя такой беспомощной.

— Но это не так, — говорю я. — Ты сражалась с нами на Мосту. Ты отвлекла Эмиссара.

— После того, как ты спасла меня. Не будь тебя там, в больнице, не факт, что я бы…

Сжимаю её ладонь.

— Но ты сейчас здесь.

Лара тяжко вздыхает.

— Раньше быть промежуточником казалось просто. И не пойми меня неправильно, мне нравится принимать сложные вызовы, но порой я скучаю по тому, как просто было охотиться на призраков раньше. Без обид, Джейкоб, — добавляет она.

— Всё нормально, — отзывается он, шаркая носком.

Вуаль рябит вокруг нас, принося дым и звуки джаза. Кажется, я знаю, какой подарок на память понравится Ларе Чаудхари.

— Эй, — говорю я. — Хочешь поймать серийного убийцу?

Тёмные брови Лары приподнимаются. И затем губы расплываются в улыбке.

— Почему бы и нет?

* * *

— Что ж, так намного лучше, — говорит Джейкоб, когда мы проходим через Вуаль.

Он осматривает себя с явным облегчением от того, что по эту сторону завесы он чуть более плотный.

Джексон-сквер вокруг нас вся в огнях, лучах солнца, криках и песнях. Чем дольше я нахожусь в Новом Орлеане, тем больше понимаю, насколько подходит ему эта странная, хаотичная мелодия.

К слову о музыке, я внимательнее прислушиваюсь к мелодии. Следую за ней мимо карет, через толпу и выхожу к джаз-бэнду, играющему с краю площади.

И вот он — стоит, прислонившись к тому самому столбу, с шляпой, сдвинутой на глаза, и топором на плече. Что хорошо в призраках за Вуалью, так это их постоянство: они всё время действуют по одному и тому же сценарию во временной петле.

— Новоорлеанский дровосек, — радуется Лара. — Какая удача. Вы же знаете, что его так никогда и не поймали? Но здесь, в Вуали, топор выдаёт его с головой.

— Твой энтузиазм немного пугает, — говорит Джейкоб, но Лара уже бросается вперёд с зеркальной подвеской в руке.

Мы с Джейкобом бежим за ней.

— Сэр, извините, — обращается она к нему, останавливаясь ровно на расстоянии взмаха топора.

Дровосек переводит взгляд с ансамбля на Лару, явно раздражённый тем, что его отвлекли.

— Не видишь, я слушаю? — ворчит он.

— О, да, понимаю, — отвечает она, — но разве вы не видите, что у меня тут одно важное дело?

Она поднимает зеркало.

— Смотри и слушай, — начинает она, но Дровосек, по всей

видимости, не удосужился толком взглянуть на неё, потому что при первом же отблеске света он чует неладное и, вскинув руку, чтобы прикрыть глаза, начинает отворачиваться.

Но тут в дело вступаю я с маминым складным зеркальцем в руке.

— Узри и узнай, — говорю я. Он резко замирает, лицо вытягивается.

— Вот что ты такое, — произносим мы с Ларой одновременно, и что-то в Дровосеке выключается, как свет в помещении. Все краски покидают его, края начинают расплываться. Мне остаётся только протянуть руку и схватить нить.

Но это подарок для Лары, поэтому я киваю ей со словами:

— Давай.

— Не, давай ты, — отвечает она. Я пожимаю плечами и, сделав шаг вперёд, уже тянусь к груди призрака, как вдруг Джейкоб выкрикивает:

— Погоди!

Мы обе оборачиваемся к нему. Он раскачивается на носках. На его лице написаны одновременно волнение и азарт.

— Можно мне?

Мы с Ларой переглядываемся. По понятным причинам Джейкоб особо не поддерживал меня в охоте на призраков.

— Уверен? — спрашиваю я.

Джейкоб кивает.

— Ну, если ты намерена и дальше ловить призраков и отсылать их, то было бы правильно мне тоже как-то в этом участвовать. А поскольку зеркала у меня нет, вытягивать нити — это всё, что я могу делать.

— Конечно, — говорит Лара.

— Вперед, — добавляю я.

Джейкоб приближается к Дровосеку. Он разминает руки, хрустит костяшками. Лара закатывает глаза. Я улыбаюсь. И затем Джейкоб делает глубокий вдох и вводит ладонь в грудь Дровосека.

Джейкоб кривится, как если бы призрак был чашей, полной очищенного винограда на Хэллоуин или холодных спагетти. Джейкоб копается в груди Дровосека, пока не нащупывает нить и затем тянет её на себя.

Она выходит легко, серая и рассыпающаяся прямо на глазах. Джейкоб тут же бросает её на землю, где она окончательно превращается в горстку пепла.

— Фу, — морщится Джейкоб, встряхивая пальцами. — Гадость какая.

Мы с Ларой смеёмся. Дровосек же тускнеет и исчезает. Я так рада, что всё снова стало нормально. Ну, в нашем понимании нормально.

Мы проходим через Вуаль обратно. Краткое мгновение холода быстро сменяется летней духотой.

Джейкоб вновь оглядывает себя и вздыхает, заметно разочарованный своей прозрачностью.

— Просвечиваемостью, — буркает он, когда мы поворачиваем обратно и идём по площади.

Когда в поле зрения появляется Кафе-дю-Мон, я притормаживаю.

— Лара, — тихо зову, боясь задавать вопрос вслух, — мы ведь убили Эмиссара, верно?

Ну, то есть, да, он свалился с моста. Мы все видели, как он упал. Внизу нет ничего, один лишь туман. И всё же я не удивляюсь, когда Лара качает головой.

— Не думаю, что таких вообще можно убить, — говорит она. — Вряд ли они могут умереть.