Мост к людям
Шрифт:
Исаак Эммануилович имел, конечно, возможностей куда больше. Я вспомнил, что он очень дружен был с Халатовым, тогдашним директором ОГИЗа, и безусловно мог бы кое в чем помочь Юрию Ивановичу.
Бабель очень заинтересовался — и потому, что роман был о гражданской войне, о которой он и сам столько писал, и потому, что лично был знаком с Яновским.
Я знал, Яновского нелегко будет уговорить снова прочесть то, что он чуть не накануне читал мне, и поделился с Бабелем этим опасением.
— А мы его перехитрим, — улыбнулся Исаак Эммануилович. — Откровенно признаемся в своих подлых намерениях помочь. Когда говоришь правду, это иногда
После недолгих блужданий вокруг да около, Исаак Эммануилович без обиняков сказал Яновскому:
— Деловое общение — верная гарантия успеха. Это, между прочим, относится и к писателям. Так вот, доставайте свою новую рукопись и прочтите нам пару глав.
Не знаю, что подействовало, наша чистосердечность или же он просто не решился отказать Бабелю, но Юрий Иванович сразу же достал рукопись и начал читать.
Бабелю очень импонировала поэтическая акварельность прозы Яновского: подчеркнутая приземленность его собственных рассказов была лишь обратной стороной того же романтического восприятия действительности. Оба они преклонялись перед духовным величием человека и одевали его в пышные и яркие одежды, скроенные лишь из разного материала; они шли разными путями к одной и той же цели.
Исаак Эммануилович сказал:
— Что ж, вы свое дело знаете!
Вскорости я должен был ехать в Москву, и, прощаясь у подъезда гостиницы, мы условились, что пойдем к Халатову вместе.
В Москве мы встретились и отправились в ОГИЗ. Не успели войти в приемную директора, как массивная дверь в кабинет распахнулась и на пороге встал бородач в кожаной куртке. Это был Халатов. Увидев Бабеля, он просиял, обнял его и, взяв под руку, повел к себе. За ними последовал и я.
Они долго по-приятельски разговаривали о том о сем, не имеющем никакого отношения к цели нашего посещения. Наконец Бабель поднялся, и я уже готов был подумать, что о романе Яновского он по каким-то соображениям так ничего и не скажет. Но, уже пожав на прощанье руку Халатову, Бабель как бы невзначай уронил:
— Да, вот что. В Харькове сейчас готовится замечательная книга. Нужен аванс.
— Фамилия? — спросил Халатов, взял карандаш и пододвинул к себе отрывной календарь.
— Яновский.
Халатов записал, но ничего не сказал. Его безразличие меня расстроило, но Исаака Эммануиловича, как видно, это мало беспокоило.
А когда я вернулся в Харьков, оказалось, что договор для Яновского меня опередил. Вскоре прибыл почтовый перевод на довольно значительную сумму. Юрий Иванович на протяжении последующих двух месяцев почти не выходил из своей комнаты — работал.
Года через два, уже в Киеве, ко мне как-то позвонил Довженко.
— Приехал Бабель, — сказал он. — Мы к вам скоро зайдем.
Но Александр Петрович не пришел, что-то ему помешало. Бабеля сопровождала Юлия Солнцева. Отворив дверь, я услышал саркастический возглас Исаака Эммануиловича:
— Пятьдесят девятая квартира! Да, велика наша литература, ничего не скажешь!
Едва сняв пальто, он подошел к книжным полкам. Бегло просматривая сквозь толстые стекла корешки книг, остановился на марксовском издании сочинений Бунина.
— Воробью добывает свою пище из неплохого источника! — воскликнул он, цитируя ребе Менахэма и с удовольствием перелистывая том любимого писателя. Книга Бунина, кажется, заметно подняла в глазах Бабеля мой писательский престиж. — Кстати, о ребе Менахэме, — сказал Исаак Эммануилович, захлопнув
Мы решили прогуляться и вышли на улицу. Выяснилось, что Исаак Эммануилович приехал в Киев в связи с предполагавшейся постановкой на Киевской киностудии картины по роману Николая Островского «Как закалялась сталь» — ему было поручено довести чье-то кинопроизведение до нужной художественной кондиции. Кто-кто, а он мастерски умел оживить серый диалог или невыразительную характеристику действующего лица. Исправление чужой стряпни стало в последнее время его побочным занятием, пополнявшим кое-как скудные финансы.
Конечно, это мешало ему работать над собственной книгой. Он писал роман и каждую страницу рождал медленно и трудно, как слониха своего детеныша. Но выхода не было: ведь, заботясь о своем потомстве, не только «воробью», но и слониха должна добывать пищу!
Мы бродили по улицам прекрасного города, разговаривая о незначительных вещах, уверенные, что о более важном еще успеем поговорить не раз во время будущих встреч. Ведь человек никогда не знает, что его ждет, и с непростительным легкомыслием уходит от предположения, что встреча может быть последней…
1969
Перевод Т. Стах.
В ГОРОДЕ ЕГО ЮНОСТИ
О такой крупной и сложной личности, как Эренбург, писать нелегко: жизнь, до краев наполненная бурными событиями и встречами с такими же выдающимися людьми, как он сам, творчество, сверкающее подчас удивительной яркостью и талантом, требует достойного пера. А в данном случае положение усугубляется еще и тем, что этот человек сам написал о своей жизни и творчестве — к тому же с почти исчерпывающей полнотой и пониманием личной роли в событиях своего времени. Таким образом, людям, знавшим его, почти нечего прибавить к законченному автопортрету, кроме отдельных незначительных штрихов. Впрочем, когда речь идет о людях, подобных Эренбургу, интересными могут оказаться и подробности…
Я считаю, что длительное и, смею сказать, довольно близкое знакомство с Ильей Григорьевичем — это одна из счастливых удач моей жизни. Он был значительно старше меня — почти на двадцать лет, и хотя в случае, когда одному пятьдесят, а другому семьдесят, подобная разница не так ощутима, как это бывает в более молодом возрасте, она все-таки существовала, придавая нашим отношениям особый характер. Как бы то ни было, но, скажем, перед отцом или старшим братом не всегда откроешься с такой же легкостью, как перед ровесником, с которым тебя сближает не только общность интересов, а и схожесть пройденного пути. Впрочем, если даже при наличии такой разницы в возрасте люди всегда откровенны, как это бывало между нами, то, видимо, существует нечто более важное, чем «биографическая схожесть», — то, что способно разрушить естественные барьеры и все-таки сближать.