Мост над бездной

Тертлдав Гарри Норман

Когда Ршава вошел в Собор, то увидел, что священники и монахи спорят между собой. Тут священник машет пальцем перед носом прелата. Там разгневанный монах потрясает дубинкой перед святым отцом… Священник, ставший объектом эмоций монаха, сказал тому, что он обретет малопривлекательное место последнего успокоения, если осмелится ею замахнуться. В ответ монах выразил определенное недоверие.

Увидев эту суету, Ршава улыбнулся. Во-первых, синодам и полагалось быть именно такими. А во-вторых, уже сам факт хоть каких-то разногласий придал

ему смелости. Ршава опасался, что все единой толпой выступят против него. Но, во всяком случае, единодушия он не заметил.

На кафедре стоял Созомен. Патриарх наблюдал за собравшимися и прислушивался к ним. К порядку он их призвать не пытался. Вероятно, не мог или же пока не хотел. Ршава не знал, какой из ответов правильный, но надеялся, что верно первое.

Заходили все новые и новые священники, прелаты, монахи и аббаты. Созомен ждал и наблюдал. Наконец по какой-то неясной для Ршавы причине вселенский патриарх благословляюще воздел руки — и одним этим жестом привлек всеобщее внимание. Имперский чиновник, ведущий важное совещание, для наведения порядка среди собравшихся ударил бы по столу молотком. У Созомена была лишь его сила воли — и, как понял Ршава, этого оказалось более чем достаточно.

— Мы готовы начать, — провозгласил Созомен.

Они не были готовы. Они даже близко не были готовы. Однако неожиданно оказались готовы — и лишь потому, что так решил патриарх. Это вновь произвело на Ршаву впечатление.

В Собор вошла еще одна небольшая группа священников. Увидев, что все уже сидят спокойно и чинно, они торопливо направились к скамьям неподалеку от алтаря и сели, готовые ко всему, что должно последовать. Они напоминали школьников, еще не опоздавших на урок, но все равно опасавшихся привлечь внимание учителя, чтобы тот не потянулся к розгам.

Розог у Созомена не было, равно как и молотка. Очевидно, они ему тоже не требовались.

— Благодарю всех за то, что вы собрались здесь сегодня утром, — начал он. — Один из наших братьев обратился к моему славнейшему предшественнику, пресвятому Камениату, с просьбой о созыве синода для исследования нашей веры и ее наиболее фундаментальных принципов. Это его право, а поскольку Камениата нет более среди нас, мне выпала честь вести наше собрание. На ваши молитвы, вашу веру и ваши умозаключения будет опираться путь, по которому нам предстоит идти годы, если не века. Я уверен, что вы готовы потрудиться.

Патриарх ничего не сказал о том, что реально означает брошенный Ршавой вызов. Он также не упомянул о своем взгляде на убеждения Ршавы. Прелат Скопенцаны вновь отдал должное Созомену: тот выглядел как минимум скрупулезно честным человеком. Несомненно, старец еще найдет какой-либо способ высказать свое мнение — но это сделает и любой из приехавших на синод. Для того синоды и собирают.

Не опуская рук, Созомен стал нараспев произносить символ веры:

— Благословен будь, Фос, владыка благой и премудрый, пекущийся во благовремении, да разрешится великое искушение

жизни нам во благодать.

Все церковники в Соборе повторили за ним эти слова. Они эхом отражались от купола, как будто смотревший оттуда мозаичный образ благого бога тоже их произносил. Кривовато улыбнувшись, Ршава присоединился к хору. У Созомена имелись способы показать, на чьей он стороне, уж это точно.

Но потом вселенский патриарх сказал:

— Нам предстоит не что иное, как решить, остаются ли эти слова соответствующим изложением сути нашей веры в нынешние дни. Подумайте как следует, коллеги: потерпело ли добро поражение?

— Нет, конечно!

Это выкликнул толстый и краснолицый прелат, разодетый почти с тем же великолепием, что и Созомен. Похоже, все эти регалии были для него привычнее, чем для вселенского патриарха; толстяк носил их так, словно они принадлежали ему по праву, а не с некоторым удивлением, как патриарх. Наверное, этот прелат сделал карьеру уже после отъезда Ршавы в Скопенцану. Судя по его акценту, он приехал из западных провинций, которые не пострадали от нападения варваров и почти не были задеты текущей гражданской войной. А поскольку толстый прелат мало что знал о страданиях, он думал, что и во всей империи ситуация такая же.

«Дурак. Жирный и напыщенный дурак, — подумал Ршава. — Ты бы запел иначе, если бы хоть раз увидел хамора».

Многие из собравшихся кивали, соглашаясь с напыщенным прелатом. Он предлагал удобный и безопасный путь. Если они согласятся с его взглядами, им не придется менять собственные. Созомен поднял руку:

— Не принимайте решение слишком быстро. Представьте, что вы можете ошибаться. Представьте, что все мы можем ошибаться. Подумайте как следует, друзья и коллега. И решайте, опираясь на веру наших священных писаний, а не на собственные предубеждения.

Ршава выслушал эти слова со смесью удивления и уважения. Он знал, что Созомен с ним не согласен — и категорически не согласен. И все же вряд ли кто-нибудь смог бы изложить суть дела более беспристрастно, нежели вселенский патриарх. Он побуждал, он приглашал собравшихся церковников решить дело так, как оно заслуживает, а не на основе предвзятых мнений. И Ршава задумался: а смог бы он, поступил бы он так же, если бы какой-нибудь прелат явился к нему с доктриной, которую он резко не одобрил бы. Вряд ли.

Но имело ли это значение? Толстый прелат пробасил в ответ на слова патриарха:

— Мы здесь зря теряем время, пресвятой отец.

— Время, потраченное на изучение веры, никогда не бывает потерянным зря, святейший отец, — возразил Созомен. — Мы изучим истину, сформулируем ее и очистим. И пусть владыка благой и премудрый и… э-э… любое другое заинтересованное божество… помогут нам в размышлениях. Да будет так. — И он снова воздел руки к небесам.

— Да будет так, — откликнулись почти все собравшиеся в Соборе. Однако некоторые вместо этого плюнули, отвергая Скотоса.