Моторы заглушили на Эльбе
Шрифт:
Вначале командиры батарей и командиры самоходных установок выехали на рекогносцировку местности предстоящих боевых действий. Они последовательно отрабатывали взаимодействие с командирами стрелковых подразделений, изучали характер местности на маршрутатах движения самоходок через реки, овраги, заболоченные участки. Вслед за командирами на плацдарм выехали механики-водители. Затем экипажи отрыли окопы для САУ на исходных позициях, замаскировали их.
13 января 1945 года батареи оставили район сосредоточения и заняли исходные позиции.
Стволы орудий смотрели на запад.
Накануне
Поздним вечером 13 января я возвращался на НП полка из тыловых подразделений, подтянутых вплотную к боевым порядкам. Готовилось стремительное наступление, и от тыловиков зависело многое: своевременный ремонт техники, снабжение машин горючим, боеприпасами, обеспечение бойцов горячей пищей, — словом, все то, без чего немыслим успех полка в бою. Об этом и шла речь в беседе с коммунистами-тыловиками.
Услышав вблизи разговор, я пошел на голос. Возле высокой, красивой ели — оборудованное и замаскированное укрытие для самоходки. Подойдя к нему, я ответил на приветствие часового и остался стоять рядом — дабы не мешать разговору, доносившемуся из самоходки. Экипаж Емельянова — определил по голосам. Были там люди и из других экипажей. Укрытые брезентом, они не видели меня. Речь шла о предстоящем наступлении.
— Да, погодка не из блестящих, — по-видимому, подытожил кто-то содержание беседы, — за триста-четыреста метров ничего не видно.
— Нам, самоходчикам, еще ничего: и свою пехоту, и врага видим, огневую точку засечь и накрыть можно. А каково артиллеристам? Попробуй-ка, скорректируй огонь с закрытых ОП. А летчики? Сейчас носа не высунешь с аэродрома.
— Нет, и нам туговато будет, — возразил первый голос. — Конечно, техники подтянуто много — душа радуется! А вот всем вместе навалиться на врага не даст погодка.
— Милости с неба ждать некогда, — послышался голос механика-водителя Соколова. — Читали о событиях в Арденнах? Придется помочь англичанам и американцам. Какие ни есть, а все же союзники.
— А они спешили помочь, когда нам было туго?
— У нас свои взгляды на союзничество, — отрезал Соколов.
«Молодец Соколов, — мысленно похвалил я механика-водителя. — Хоть и молодой коммунист, а ситуацию понимает верно».
Разговор под брезентом прервал посыльный из штаба. Он передал, что комбата вызывает командир полка. Включать радиостанции было категорически запрещено, поэтому между батареями и штабом полка поддерживалась живая связь — через посыльных и связных.
Я окликнул Емельянова и мы вместе пошли к командиру.
«Под знамя — смирно!»
Уже стало традицией: накануне боя, если позволяет обстановка, перед строем полка выносится Боевое Знамя.
Вдоль опушки леса в линию, вытянулись самоходки с расчехленными стволами орудий. Впереди замер строй воинов. На сосредоточенных
— Под Знамя, смирно! — скомандовал Колобов.
Лейтенант А. П. Поздышев вынес полковое Знамя. Торжественно, как на параде, чеканили шаг ассистенты с автоматами на груди. Затаив дыхание, бойцы смотрели на полковую святыню. Каждый с гордостью ощущал себя неотъемлемой частицей дружной боевой семьи, ратный труд которой был отмечен орденом. Вот он, яркой звездой сияет на Боевом Знамени полка!
Пройдя вдоль строя, знаменосец остановился рядом с командиром полка. Колобов опустился на колено и поцеловал алое полотнище. Поднявшись, зачитал обращение Военного совета фронта к войскам, затем произнес, как клятву;
— Товарищи солдаты, сержанты и офицеры! Через несколько минут мы вступаем в бой. Давно мы ждали начала нового мощного удара по врагу и готовы с честью оправдать доверие Родины, выполнить ее приказ. Пусть каждый из вас свое умение воевать, смелость и отвагу усилит жгучей ненавистью к врагу. Помните: нашего прихода ждут еще миллионы людей, стонущих в фашистской неволе. Партия и правительство поставили перед нами задачу — добить фашистского зверя в его логове…
В предутренней тишине голос командира звучал громко и взволнованно. В тишину эту внезапно, словно раскат грома, ворвался мощный рокот гвардейских минометов. Вслед за этим грянул залп тысяч орудий. Началась артиллерийская подготовка.
Колобов что-то еще говорил, но голос его потонул в сплошном грохоте. И хотя не всем были слышны его слова, сердце каждого, кто стоял в строю, билось так же взволнованно и радостно, как и сердце их командира.
Комполка дал сигнал: «По машинам!» Знакомая, привычная команда нарушила строй. Бойцы и командирі поспешно занимали свои боевые посты. А вокруг стоголосо, сотрясая воздух, ревели орудия разных калибров. Не успевали эхом прокатиться по лесам и полям отзвуки одного залпа, как следовал новый. А там, куда с шуршанием и воем уносились снаряды и мины, в воздух взлетали вражеские дзоты, блиндажи, навеки умолкали орудия, минометы и пулеметные точки. Самоходные батареи, вытягиваясь в колонну, уходили вперед. Застыв на своих боевых местах, воины отдавали честь полковому Знамени.
Пелена ночи, равномерно покрывшая горизонт, медленно раздвигалась на востоке, возвещая восход солнца. Казалось, сама Родина-мать посылает привет и благословение сынам своим, идущим на запад по велению воинского долга…
Теперь, когда я рассказываю своим товарищам о том, как начиналось наступление для нашего полка, некоторые сомневаются в достоверности моих слов. Но было именно так: во время артиллерийской подготовки полк находился в некотором отдалении от переднего края нашей обороны и начал движение с исходных позиций с таким расчетом, чтобы выйти к первой траншее в момент, когда наша артиллерия перенесет огонь в глубину обороны противника, а стрелки-гвардейцы поднимутся в атаку.