Мотылёк
Шрифт:
– Можешь отправляться хоть завтра, хоть сегодня. Мы как-нибудь перекантуемся. А пока оставайся с нами, мы сможем тебя прикрыть.
Прошел месяц с того дня, как план побега начал действовать. Семь секций я уже получил, из них две – большие. Осмотрел подпорную стену, в которой Матье Карбоньери устроил тайник. Он так искусно замаскировал мхом нарушенную кладку, что было совершенно незаметно, когда камень сдвигали. Тайник был прекрасно сработан, но мне казалось, что ниша недостаточно велика, чтобы вместить плот полностью. На какое-то время места все-таки хватит.
Сам
Жюльетта, жена коменданта, была по-прежнему мила со мной, но она заметила, что я стал появляться у нее в доме только в присутствии мужа. Об этом она и сказала мне со всей откровенностью и, чтобы вывести меня из неловкого положения, не дать запутаться и завраться в объяснениях, добавила, что в прошлый раз, во время укладки волос, она пошутила. А молодую женщину, выполнявшую тогда роль парикмахера, я встречал часто, возвращаясь с рыбалки. И каждый раз она находила для меня приятное слово: «Как здоровье? Как дела?» В общем, все шло прекрасно. Бурсе не упускал случая, чтобы сделать новую секцию. Прошло уже два с половиной месяца.
Как я и предвидел, потайное место заполнилось до отказа. Вот-вот должны прибыть две самые длинные секции: одна – около двух метров, другая – полтора, и, конечно, они не войдут в тайник.
Я заметил на кладбище свежую могилу. На прошлой неделе умерла жена одного надзирателя. На могиле лежал жалкий увядший букетик цветов. Сторож-каторжник уже старожил в этих местах и действительно стар и почти слеп. Все зовут его Папа. Он постоянно сидит у ограды в тени кокосовой пальмы. Могила с его места не просматривается, невозможно также увидеть, кто к ней подошел. У меня возникла мысль, что было бы неплохо использовать могилу для сборки плота и заполнения его каркаса кокосовыми орехами. Орехов понадобилось не больше тридцати – тридцати четырех, гораздо меньше, чем мы ожидали. У меня их скопилось более пятидесяти по разным местам. Только во дворе у Жюльетты хранилась целая дюжина. Мальчик по дому, вероятно, подумал, что я их берегу до поры до времени, а потом займусь выжимкой масла.
Как раз в это время до меня дошел слух, что муж покойной уехал служить на материк. Стечение обстоятельств как нельзя лучше позволяло убрать часть земли и докопаться до самого гроба.
И вот уже Матье Карбоньери сидит на стене, выполняя роль наблюдателя. На голове у него белый носовой платок, завязанный четырьмя узлами по уголкам. Рядом лежит такой же платок, только красный. Нет никакой опасности – на голове белый платок. Появился
Я проделал эту опасную работу за один день и вечер. Яму пришлось расширить в расчете на размеры плота да еще с полутораметровым запасом, чтобы не рыть вглубь и не выгребать землю от самого гроба. Время тянулось медленно, и красный платок на голове Карбоньери появлялся несколько раз. Наконец сегодня утром все было готово. Яма прикрыта матами, сплетенными из пальмовых веток. Получился достаточно прочный настил наподобие пола. Сверху все засыпано землей с бровкой по периметру. Полная имитация могилы, яма почти не заметна. Я весь выдохся и еле держался на ногах.
Прошло три месяца со дня начала подготовки к побегу. Все секции плота, пронумерованные и собранные, вытащены из тайника и лежат теперь на гробе доброй женщины – вечная ей память! Плот укрыт матами, засыпанными сверху землей. В потайном месте, в стене, уже лежат три мешка из-под муки и два метра каната для паруса, бутылка со спичками и дюжина банок сгущенного молока. Пока все.
Бурсе весь в делах, активность его просто поразительна. Можно подумать, бежать собирается он, а не я. Нарик жалеет, что не согласился на побег с самого начала, а то бы плот можно было сделать на троих.
Наступил сезон дождей. Дождь идет почти каждый день, это мне на руку, когда я отправляюсь к тайнику готовить плот к плаванию. Пока остались незакрепленными две доски по бокам каркаса. Постепенно переношу кокосовые орехи все ближе и ближе к саду моего приятеля. Они лежат у меня в открытом загоне для быков, откуда их легче будет забрать, и притом без всякого риска. Друзья не спрашивают, какой стадии готовности я достиг. Иногда, как бы между делом, спросят:
– Лады?
– Нормально.
– Скоро?
– Скорее нельзя – рискованно.
На этом разговор и прекращался. Когда я забирал свои орехи от Жюльетты, пришлось натерпеться страху.
– Папийон, ты собираешься делать кокосовое масло? А почему не у меня на дворе? Вон деревянная колотушка – и коли свои орехи сколько влезет. А я дам тебе большую кастрюлю.
– Я лучше займусь этим в лагере.
– Странно! Там же неудобно. – Подумав с минуту, она сказала: – Знаешь, я что-то не верю, что ты вообще собираешься делать масло. – Меня прошиб холодный пот, а она продолжала: – Во-первых, что ты собираешься делать с этим маслом? Если оно тебе очень нужно, можешь взять у меня оливковое. Бери, сколько тебе надо. Орехи пойдут для другого дела, не так ли?
Я уже обливался холодным потом. Уже ждал: вот-вот с ее языка сорвется слово «побег». Мне стало нечем дышать.
– Мадам, это секрет. Но раз вы так любопытны и хотите непременно знать, то я скажу, что вы сами испортили сюрприз. Я отобрал эти большие орехи, чтобы сделать из скорлупы приятную вещицу для вас. Вот и вся правда.
Жюльетта поверила. Она стала возражать:
– Папийон, не надо меня так баловать. Я запрещаю тебе тратить деньги на какие-то безделушки для меня. Я тебе очень благодарна, поверь мне, очень. Но прошу тебя не делать этого.