Мотылек
Шрифт:
— Говорить можешь?
Покачала головой.
— Значит, не скоро отпустит, — резюмировал отчим. — Если планировали отрезать язык, то побеспокоились обезболить. Помнишь, как до постоялого двора добрались?
Промычала что-то, выражая отрицание. Я помнила все только с того времени, как очнулась утром от боли в груди, а происшествия с момента опаивания, будто подёрнулись тёмной мглой.
— Что помнишь? Как за ворота выходила?
Помотала головой.
— Как клеймо ставили?
Я кивнула.
— Одурманили на славу. Думаю, вы бы запомнили все произошедшее
Благополучного исхода? По телу прошла дрожь. А вдруг Эмили не выжила после этого кошмара? Я повернула голову, обрисовала в воздухе руками женскую фигуру, пытаясь узнать про послушницу.
— Вторая девушка?
Я кивнула.
— Она в порядке, не волнуйся.
Я отвернулась, устремляя взгляд на видневшуюся неподалёку гору, а граф опять прижал к себе.
— Ты потеряла сознание от боли?
Я не сразу поняла, что он спрашивал о том, как меня клеймили. А сообразив, сделала рукой отрицательный жест.
— Тебе было больно там, у сарая?
Покачала головой почти незаметно. Вот сейчас я ощутила стыд. Спасительное безразличие полностью растворилось, и услужливая память воскресила мои воспоминания. Прикусила губу, опуская глаза вниз на его руки, сжимавшие поводья.
— Прекрасно, — коротко бросил граф, а потом пришпорил коня, пуская его в галоп.
Ехали практически без остановок, только меняли лошадей. Граф торопился поскорее достичь замка. Раз я снова задремала, пригревшись на груди Джаральда, и сквозь сон слышала, как они негромко переговариваются с Джимом. Их слова причудливо переплелись с моими грёзами, вызывая яркие и странные картинки. Камердинер выспрашивал у отчима подробности драки в часовне, а граф отвечал. Сейчас уже сложно сказать, что именно он рассказывал, но воспоминания от навеянного его словами сна сохранились в памяти очень отчётливо.
В полутемной часовне горели свечи. Посреди круглого пространства возвышался алтарь, а на нём лежала обнажённая девушка. В руках она сжимала зажжённые свечи. Кровь из пореза на тонком запястье крупными каплями стекала в ритуальную чашу.
Вокруг возвышения бесновались ряженые участники ритуала. Они подпрыгивали, крутились в диком танце и распевали странные гимны. У изголовья алтаря стоял человек в чёрных одеждах, но без креста. Он листал требник с чёрными и белыми страницами вперемешку и совершал крестное знамение наоборот. Внезапно он громко выкрикнул какие-то слова на латыни, поднимая руку с зажатым в ней гусиным огузком, и пляска вокруг прекратилась.
К девушке приблизился наряженный козлом человек с рогами на голове. Он забрался на алтарь, чтобы устроиться поверх распятой девственницы, а за ним уже маячили другие участники мессы, ожидавшие своей очереди. Когда ужасный ряженый протянул к обнажённой груди свои скрюченные пальцы, двери часовни распахнулись, и внутрь ворвались гвардейцы архиепископа.
Его Высокопреосвященство отдал приказ
Вокруг раздавался звон оружия, крики, стоны, кровь лилась рекой. Среди кошмарного безумия, прямо в самой гуще схватки, отчаянно бился человек в чёрной маске. Его шпага мелькала в воздухе, отражая удары противников. Он ловко уклонялся от обманных выпадов и за короткое время ранил нескольких сектантов, когда на него вдруг напали со спины. Человек в маске успел увернуться от рокового удара, но острый кончик шпаги рассёк кожу на его руке и оцарапал правый бок. Раненый дуэлянт отпрыгнул в сторону, подобно гибкой кошке, и проткнул противника одним точным ударом. Двое сектантов сменили поверженного, вынуждая человека в маске отступить в угол часовни. Он запнулся, зацепившись ногой за чьё-то тело, и упал, быстро откатываясь в сторону. С удивительным проворством уклонился от удара кинжалом, нацеленного выколоть его глаз, вскочил на ноги, оглушил одного из нападавших рукояткой шпаги и ранил второго противника точно в грудь.
Кровопролитная драка закончилась неожиданно, когда того, кто верховодил чёрной мессой, закололи прямо у алтаря. В рядах сектантов началась паника, и гвардейцы бросились ловить и связывать пытавшихся сбежать людей, вытаскивая обездвиженных «покровителей» на улицу.
Человек в чёрной маске покинул часовню последним. Переступая через тела поверженных и оглушённых противников, он подошёл к распростёртой на алтаре девушке, закутал её в серый плащ и поднял на руки. Порыв ветра из открытой двери ворвался внутрь и загасил все свечи, погружая старую часовню во мрак...
Я вздрогнула во сне и резко проснулась.
— Бумаги я уничтожил, — коснулся слуха тихий голос Джаральда, — взамен дал слово сохранить все произошедшее втайне. С остальным разберутся слуги архиепископа.
— А что с той девушкой дальше стало?
— Она — собственность ордена. Сошлют в другой монастырь и забудут.
— Вас не узнали?
— Я был в маске. Тот, кто видел моё имя на бумагах, уже покинул этот свет.
— С божьей помощью все закончилось благополучно. Раны поди сильно болят?
— Это царапины.
Замка мы достигли уже затемно. Джаральд протянул руки, снял меня с лошади и повёл за собой. Я шла медленно, а когда приблизились к самым дверям, в испуге затормозила, крепко сжимая руку отчима. Граф обернулся, я покачала головой, знаками пытаясь выразить своё нежелание входить в дом. Хотела дать ему понять, что боюсь не самого замка, а мачехи. Он задумчиво посмотрел на меня и ответил:
— Я со всем разберусь, Рози.
Мы вошли в главный холл, освещённый свечами, нас встретили ночной слуга и дворецкий. Мой испуганный взор мгновенно приковала женская фигура, застывшая на площадке широкой лестницы.