Мой ангел-хранитель

_Prince of Darkness_

Ньёрд вздохнул, внутри все жгло от напряжения. Он заметно дрожащей от волнения рукой схватил с подноса стакан, наполнил его водой из хрустального графина, что стоял на столе, а затем сделал несколько глотков. Сигюн же терпеливо слушала, по-прежнему не понимая, с чего это вдруг отец захотел поведать ей о своей юности.

– Свадьба готовилась, и нам объявили, что церемония наступит через неделю. И эта неделя была для меня самой сложной. И самым тяжелым для меня было смотреть в глаза моей возлюбленной, Катрин. Она была для меня жизнью, я дышал ею, не мог даже представить себе момента, когда бы добровольно отказался от неё, но наступил момент, когда мне пришлось отказаться от неё по чужому принуждению.

Я не мог вынести её слез, которые она постоянно скрывала под улыбкой, уверяя, что она за меня очень рада, что она гордится мной, а я же ненавидел себя. Днем и ночью я приходил к ней, но она гнала меня, взывала к моему благоразумию, совести. Она не хотела портить мне жизнь, не хотела ломать мою судьбу, постоянно твердила мне, что я должен думать о предстоящей свадьбе. Я же только и делал, что проклинал тот день, когда меня повысили в должности.

Ньёрд снова сделал глоток воды, он старался не смотреть на Сигюн, которая очень внимательно слушала. В груди её почему-то бешено колотилось сердце, было ощущение того, что сейчас она узнает что-то такое, что изменит её жизнь, все перевернет с ног на голову.

– И вот, в последний день перед свадьбой я не выдержал, - продолжил Ньёрд.
– Я не знаю, что творилось со мной тогда, но я был готов отказаться от всего, стать изгоем, лишь бы никогда не покидать свою Катрин. Я направился к царю, чтобы сообщить ему, что отказываюсь от свадьбы, но не успел дойти даже до тронного зала, как вдруг Бриггита окликнула меня, остановила. Она сказала мне тогда слова, которые я никогда не забуду. Они звучали так: “Мы связаны по рукам и ногам обязанностью, мы не вправе отречься от решения своих родителей, но я не хочу быть причиной разрушения твоего счастья. Ты не должен отказываться от той, которую любишь, и ты имеешь право быть с ней даже будучи моим мужем. Я знаю, что это противоречит всем законам совести и чести, но так должно быть. Это правильно. И лишь об одном прошу: оставь мне всего лишь частичку себя.”

Слушая отца, Сигюн ощущает, что невольно подступают горячие слезы, а одна из них уже бежит по щеке. Такой же до боли тоскливый взгляд она видит и у отца, его очи тоже на мокром месте, однако он сдерживает их, продолжая с улыбкой свой рассказ, с какой-то грустной до дрожи улыбкой, которая бы немного разбавила всю эту напряженность и объятия воспоминаний.

– Когда на свет появилась ты, та самая частичка, о которой умоляла меня Бриггита, я понял, что вы для меня не менее ценней, чем Катрин, носящая в себе тогда моего ребенка. У нас с ней была всего одна ночь, которую я посчитал своей слабостью, хотя и продолжал любить Катрин, как и сейчас люблю. Но твоя мать очень много значила для меня, Сигюн, ты можешь мне не верить, но я любил её так же сильно, как люблю тебя. Бриггита знала о том, что есть у меня и другая семья, о которой никто не знает, кроме нас троих: меня, Бриггиты и Катрин. Но потом, когда на мои плечи упало государство, я перестал быть примерным отцом для тебя, перестал быть хорошим мужем, мужчиной. Впредь я начал заботится лишь о своем государстве и практически не заметил, как выросли обе мои дочери: ты и Фрид.

Сигюн непонятливо сморщила заплаканное лицо, не сразу усваивая слова, только что произнесенные отцом.

– Сигюн, у тебя есть сестра. Твоя родная сестра по имени Фрид, - Ньёрд повторился, чувствуя, как сердце его словно сейчас выпрыгнет из груди.

– То есть как?..
– Сигюн как-то странно улыбнулась, не веря своим ушам.

– Это моя дочь от Катрин.
– Ньёрд начал вглядываться в отрешенное, задумчивое лицо ванки, которая покачала головой, будто стараясь прогнать дурной сон.
– Сигюн, ты должна понять меня правильно, я…

– Отец, почему ты скрывал это от меня?
– девушка с мольбою посмотрела

на мужчину, перебивая его речь.
– Почему ты и мама не сказали мне о том, что совсем рядом со мной все это время жила моя сестра?

Она ожидала от него ответа, но он не знал, что говорить. Вмиг все слова покинули разум, а в голове лишь звучали вопросы дочери, ударяющиеся о пустоту.

– Так было нужно. Она тоже ничего не знает о тебе. Это не должно было касаться вас. Пойми, вы с ней - совершенно две разные жизни, из одного мира, но из разных миров. Да и люди, никто из ванов не знает о том, что есть у меня Фрид, только сейчас народ думает, что после смерти твоей мамы я взял в жены простолюдинку Катрин и удочерил её дитя. Пусть так все и будет. И я бы ничего не изменил, Сигюн, если бы…

– Если бы что? Если бы беда не коснулась?
– она словно как сам Локи читает все по глазам, то ли она так хорошо знает своего отца, который все таки очень предсказуем и очевиден, и не нужно обладать магией, чтобы увидеть, услышать, о чем говорят его мысли.

– Да, - Ньёрд опустил голову, не выдерживая испытующий взгляд дочери, который был затуманен слезами. Сигюн все ещё с трудом могла поверить, с трудом все это укладывалось в её голове. Как же можно было жить почти всю жизнь бок о бок со свей сестрой и не знать о её существовании?

– Не тяни же, отец, - попросила она, сжимая тонкими пальцами подол своего прекрасного платья, теребя ткань руками.

– Трим, властитель Ётунхейма, похитил Фрид. Вначале они терроризировали Ванахейм набегами, желая выкрасть и вернуть золото, которое царь Лафей добровольно отдал нам в знак примирения. Трим же не из тех, кто руководит политикой, он ищет только войны и богатств. В один момент он заявил мне, что оставит Ванахейм в покое, оставит в покое золото, если я отдам ему Фрид как невесту. Я отказал ему, окончательно прогоняя со своей земли, но он решил добиться желаемого иначе. Он просто выкрал её, и теперь я не знаю даже, жива ли она ещё.

На лице царя проступили морщинки, которых раньше Сигюн даже не замечала, глаза его были умоляющими, пропитанными тоской и болью. Он взирал на Сигюн, которая не могла вымолвить в ответ ни слова. Её разумом завладел лишь один вопрос, который не имел даже конкретики, который просто был задан в пустоту, на который никогда Сигюн не найти ответа: почему?

– Сигюн, я даже представить себе не могу, что ты сейчас обо мне думаешь, как ты сейчас меня винишь, но, умоляю, пойми меня правильно.
– Царь взял её ладонь, но Сигюн быстро выдернула её, резко поднялась с места, отвернулась от отца, буравя взглядом пол под ногами.

– Я не знаю, что сейчас чувствую, отец. Я только хочу спросить: что ты до сих пор здесь делаешь? Почему ты не торопишься спасать мою… её?
– она повернулась, вглядываясь голубыми глазами в отца, в его лицо, которое было переполнено горем.
– Ты ждешь помощи Локи? Ждешь моей помощи? Не случись та беда, я бы до сих пор жила в неведении. Зачем ты так со мной?
– её последний вопрос был обращен в тихий шепот.

– Прости, доченька, прости. Сигюн, я бессилен, я непременно отправлюсь за Фрид, но не справлюсь без помощи Локи. Только у нас с твоим мужем большие разногласия, он отказал мне в помощи.

– Ты хочешь, чтобы я убедила его? Хочешь, чтобы я отослала его в Ётунхейм, на верную гибель ради той, которую в глаза не видела?

– Она погибнет, Сигюн. Там она погибнет. Вся моя надежда только на вас, - Ньёрд привстал, подошел к своей старшей дочери, а та же только и могла, что стирать слезы ладонью со своего лица, размазывать их по щекам.

– Прости, но… Я… мне надо все обдумать, прости, отец. Я так не могу. Дай мне время…

– Сигюн, времени почти нет, - он взял её ладонь в свою руку, - прости меня. Я предал тебя.