Мой бесполезный жених оказался притворщиком
Шрифт:
Какой великолепный подход.
Да ты прямо стратег года.
А ничего, что такими темпами я быстрее с травматологом встречусь, чем с императрицей?
Наконец мы добрались до беседки.
Она была совсем небольшой, из белого, сверкающего в лучах солнца камня, увитая лозами винограда, отбрасывающими объемную тень.
И в этой тени сидела женщина.
Она смотрела сторону моря, а затем повернула голову, чтобы взглянуть на нас с баронессой Штерн.
— Ваше Величество, — баронесса Штерн склонилась в реверансе, —
И я повторила реверанс за ней, только чудом не завалившись вперед.
Что ж, после стольких лет стоило признать.
Я могла опозориться где угодно, когда угодно и перед кем угодно. Мне для этого даже никакие особенные условия не были нужны.
Я мучительно размышляла, стоит ли мне что-то сказать и главное — что.
“Добрый день!” — как-то фамильярно.
“Вызывали?” — еще хуже.
“Вы что-то хотели?” — вообще кошмар.
— Спасибо, Альбиночка, ты свободна, — сказала императрица, медленно обмахиваясь веером.
И, когда баронесса Штерн развернулась и стремительно скрылась в фигурных кустах, императрица сосредоточила все свое внимание на мне.
Как неприятно.
В конечном счете я выбрала — молчать и улыбаться, но чем дальше, тем сложнее мне было сохранять на лице улыбку. Императрица Лисафья Андреевна не была жестокой или злой, она не играла никакой значимой роли в сюжете, и все же я не могла отделаться от ощущения того, что ее стоит опасаться, даже если объективных причин сомневаться в ее доброжелательности не было.
Я не могла не отметить, что Иларион был очень похож на нее. У императрицы были такие же светлые волосы и зеленые глаза, тонкие губы и персиковый цвет лица. Но в отличие от Илариона у нее был пристальный цепкий взгляд, от которого ничто не могло ускользнуть.
Она быстрым движение схлопнула веер, который не мог не привлечь мое внимание, потому что в последние годы в моду вошли нескладные модели с небольшим тонким зеркалом, расположенным по центру, но у императрицы веер был самым обычным, без зеркала. Кажется, Гордей Змеев надумывал лишнего. Императрице было совершенно плевать на моду. Можно было успокоиться и забыть о том, насколько нелепым было мое платье.
Императрица тоже улыбнулась, искренне сморщив уголки глаз, и у меня немного отлегло от сердца.
— Разве я такая страшная? — лукаво спросила она. — Кажется вы совсем не рады видеть меня, барышня Флорианская.
Я уже весь мозг себе сломала, пытаясь решить, как себя вести, но так ничего и не придумав, сдалась.
Если мне суждено смертельно оскорбить императрицу, значит я смертельно оскорблю императрицу.
— Я прошу простить мое невежество, — сказала я. — Я редко бываю в свете и мне бы не хотелось омрачить ваше настроение какой-нибудь глупостью.
— Вы омрачите его только в том случае, если и дальше будете стоять так далеко, что мне придется напрягать и слух и голос, чтобы поговорить с вами, — сказала императрица и поманила меня рукой
Ах, кажется на мой нелепый внешний вид все же обратили внимание.
Я не забыла сделать еще один реверанс в благодарность за приглашение и расположилась за столом напротив императрицы, мгновенно ощутив блаженство, знакомое лишь тем, кто был вынужден долгое время стоять на высоких каблуках, а потом наконец-то получить передышку.
— Кажется, мой сын к нам не присоединится, — вздохнула императрица.
— У него был непростой день, — сказала я лишь бы что-то сказать.
На столе стоял чайник и две чашки.
— Это один из моих любимых чаев, — сказала императрица. — Попробуйте.
Слуг нигде не было видно, а императрица не стала бы мне прислуживать, это было просто нелепо, так что я сама наполнила свою чашку.
— У него очень приятная фруктовая композиция, которая напоминает мне о детстве. Такие сладкие воспоминания. Вам не кажется, что он похож на нежные розовые цветы?
Я без остановки кивая и улыбаясь поднесла чашку ко рту.
И только чудом не выронила ее, в последний момент совладав с дрогнувшими руками.
Фруктовый?
Да нет.
Это бы черный чай.
Причем — буквально.
Он был маслянистым и густым как чернила, и чем дольше я смотрела на него, тем отчетливее видела, что он дымится. К тому же от него пахло сырой землей и гнилью.
Я медленно сглотнула.
Закрыла глаза.
Выдохнула.
А когда снова открыла их — с чаем все было в полном порядке. От него пахло розой и цитрусом, он был прозрачным, чуть розоватым, чуть желтым, словно мед.
Императрица невозмутимо сделала глоток и вскинула брови, отметив мою заминку.
— Ну как вам?
Как вам сказать, Ваше Величество, кажется меня сейчас вырвет.
Мой затылок взмок от пота, и вовсе не из-за жары, в тени было очень прохладно, но под пристальным взглядом императрицы я бы ни за что не решилась рассказать ей о своих галлюцинациях. Она же решит, что я спятила, а, если и нет, если с чаем и правда что-то не так, то тем более потом проблем не оберешься.
Иногда нет ничего хуже, чем быть слишком наблюдательной.
Так что я поднесла чашку поближе к лицу, прикрыв нижнюю половину и демонстративно сделала несколько глотательных движений.
— У вас отличный вкус, Ваше Величество. Это и в самом деле удивительный чай.
Куда уж удивительнее.
Императрица заметно расслабилась и вновь принялась неторопливо обмахиваться веером.
— Наверное, вам интересно, зачем я позвала вас, — сказала она.
— Не могу отрицать.
И я очень рада тому, что не стала пить чай на самом деле, потому что следующие слова императрицы заставили бы меня выплюнуть его ей в лицо.