Мой бывший враг
Шрифт:
Я запахнула халат, сунула ноги в тапочки и вышла в коридор.
Она указала на выход из отделения. Его вообще-то обычно запирали. Карантин тут у них какой-то и из-за этого всякие строгости. Никому из пациентов не разрешали покидать отделение, ну и, естественно, посетителей тоже не впускали. Единственное – в какие-то часы принимали передачки через окошко в двери, но и для них уже поздновато.
– Что там? – спросила я, не понимая ее жесты.
– К тебе пришли, – тихо сквозь зубы ответила она. – Быстренько давай, пока никто не видит. Десять
Гадая, кто бы это мог быть, я дошла до конца коридора, приотворила дверь и выглянула. И сердце тут же дернулось и заметалось в груди. На лестничной площадке стоял Дима и напряженно смотрел на меня.
Я почему-то замешкалась, но всё-таки вышла на площадку.
Дима смотрел на меня неотрывно. И видел! Я буквально физически чувствовала его взгляд, пытливый, острый, жадный, словно он им меня касался, ощупывал, проникал под кожу.
Господи, я так об этом мечтала, так этого ждала! Да и сейчас в душе я очень радовалась за Диму. То есть это было какое-то странное чувство: ликование напополам с горечью. С того момента, как Олеся мне сказала, все время об этом думала. Боялась, вдруг она что-то напутала, но очень хотелось поверить. И вот оно свершилось – Дима видит. Нам бы с ним праздновать, но мы как чужие…
Да еще меня вдруг сковало по рукам и ногам, и язык одеревенел от волнения.
– Привет, – первым поздоровался он.
Я кивнула в ответ, облизнув пересохшие губы.
Наше отделение находилось на втором этаже, и снизу сильно поддувало холодом. Я поежилась, и Дима накинул мне на плечи свою куртку.
– Что с тобой случилось? – обеспокоенно спросил он.
Ты со мной случился, подумала я. Вслух, конечно же, этого не сказала.
– Подхватила какой-то вирус, – пожала я плечами.
– А что врачи говорят?
– Жить буду. Дима, ты видишь, да? Вернулось зрение?
Он вдруг улыбнулся и кивнул. А у меня от его улыбки еще больнее защемило в груди.
– Но когда? Как? – я тоже силилась ему улыбнуться. И вообще дала себе установку говорить о чем угодно, только не о нас. Ни в коем случае не выяснять отношения – иначе я просто сорвусь.
– Да как-то не знаю, само по себе, в тот день, когда мы… – он осекся, еле уловимо помрачнел. И я в его глазах разглядела вину. – Когда мы в последний раз виделись. Потом ночью всё и случилось…
Одно лишь упоминание – и снова будто игла вошла в сердце. Нет, не думать о нашей последней встрече, велела я себе. И скорее задала новый вопрос, чтобы не увязнуть в горьких воспоминаниях.
– И как? Видишь так же, как раньше?
– Сейчас уже да. Привык к свету. Сначала не очень было…
– Всё равно это так здорово. Просто чудо какое-то. Я, правда, очень за тебя рада.
– Спасибо.
Между нами повисла пауза, и чувство неловкости обострилось. И это тоже казалось нелепым, ведь ещё каких-то две недели назад ближе друг друга у нас никого не было, а теперь нам трудно даже просто разговаривать.
– А тебе спасибо, что навестил, – наконец нарушила я невыносимо затянувшееся
Я отдала ему куртку, повернулась к двери и тут уловила за спиной движение, а затем ощутила его пальцы на своем запястье.
– Тань, подожди, – он мягко, но настойчиво развернул меня к себе. И сразу оказался так близко, что у меня ноги ослабели. – Прости меня.
Я хотела сказать: «Не за что мне тебя прощать. Ты же не виноват, что разлюбил…», но горло перехватило. А Дима вдруг сказал:
– Я скучаю по тебе. Больше всего на свете я хотел увидеть тебя…
Дыхание у меня задрожало. Черт, только бы не расплакаться! Зачем он это всё говорит? Зачем мучает меня?
– Ты сказал, что не любишь меня, – с трудом выдавила я.
Не отрывая взгляда, он качнул головой.
– Это не так. Прости, что заставил так думать. Я просто не мог по-другому. Я думал, что уже больше не смогу видеть. А зачем тебе такой… калека? Я просто хотел освободить тебя… от обузы.
Всё-таки он пробил меня, как я ни старалась сдержаться. Глаза заволокло слезами, губы задрожали.
– Освободить? От обузы? Да какую чушь ты говоришь? Себя послушай! – выпалила я чуть ли не в истерике. – Я любила тебя! Как может быть любимый человек обузой? А если бы я ослепла, то ты бы меня тоже считал обузой? Считал бы, что я тебе мешаю жить?
– Нет, конечно же, нет!
– Тогда почему ты за меня так решил? Мне в радость было просто с тобой рядом находиться. Но ты всё решил по-своему, и за себя, и за меня.
– Я просто хотел, чтобы ты была счастлива.
– Серьезно?! Ты правда думаешь, что, когда человека лишают самого дорогого, самого главного в его жизни, он может быть счастливым? Ты сумасшедший, Дима? Так вот знай, я несчастлива! Я глубоко, я страшно несчастлива. Мне больно, мне горько… да даже слов таких нет, как мне плохо.
– Прости меня, я постараюсь всё исправить… – он подался ко мне, словно хотел обнять, но я отшатнулась от него, причем бездумно, на инстинктах, так, как уклоняются от удара.
Он остановился и больше не делал попыток меня коснуться. И смотрел на меня с отчаянием и болью.
– Я ошибся… я докажу тебе, я всё сделаю, чтобы ты смогла мне снова поверить…
Я покачала головой.
– Дим, не надо. Не мучай лучше ни меня, ни себя. Я даже не знаю, люблю ли я тебя ещё. Всё, что я чувствую сейчас, это боль. И разочарование. После всего я уже ничего не хочу. Ты не отношения наши разрушил, Дима. Ты меня разрушил.
– А я тебя люблю. И всегда буду любить.
– Ну да. Ты еще говорил, что всегда будешь рядом. Что никогда не бросишь. Нет, Дима, прости меня, но доверять я тебе больше не смогу. А вдруг, не дай бог, конечно, с тобой опять что-то приключится. Проблема какая-нибудь… И ты снова в одиночку решишь, что мне будет лучше без тебя проблемного. И уйдешь в закат. А мне снова проходить через эти круги ада?
– Нет, такого не будет.
– Я этого не знаю. Зато знаю теперь, каким ты можешь быть жестоким.