Мой дед Лев Троцкий и его семья
Шрифт:
7/IX 35 г. Утро
Ночью опять шел дождь, небо совершенно серое, мои надежды на хороший день рухнули.
Ты чувствуешь, как моя жизнь стандартизовалась? Ты уже знаешь, что я сейчас пойду на почту.
Сегодня я мало надеюсь что-либо получить от тебя. Пошел дождь, иду на почту.
Почта.
Как я и предвидел, писем нет (не пришли за утро). Звонил на Красмашстрой – директор еще не приехал. Тоскливо очень.
Милая моя Ресничка, крепко целую и все время думаю о тебе. Завтра напишу еще.
Твой Водочирикающий. Помнишь ли ты, как создалось это слово.
Целую. С.8/IX
Всю ночь шел дождь – хозяйка утверждает, что сегодня особенно грязно. Здесь ботинки с калошами не выдерживают критики – нужны сапоги. Рыночная цена сапог здесь мало чем отличается от московской – рублей 200–250. Но все нужно дожидаться разрешения служебной проблемы.
Я, кажется, не писал тебе, как провожу вечера. Здесь одна лампочка на две комнаты, дверей нет, как у Полины Константиновны, и лампочка висит как раз на месте дверей. Поэтому читать довольно темно – устают глаза. Я вообще стараюсь раньше ложиться, часов в 10 или 11.
Часто играем в карты – умственное развлечение – преферанс. Самое неприятное то, что я выигрываю (это не к добру!), иногда даже по 35 к. в вечер. Впрочем, мы не расплачиваемся.
Я стал суеверен.
Причины я тебе уже изъяснял – полное одиночество на протяжении более полугода. И главное – я глупею вдали от тебя.
Я живу на этой «квартире» уже 20 суток! А предполагал переночевать 2–3 ночи, не больше.
Скоро ли я уеду отсюда? Скоро ли я увижу тебя?
Во мне иногда закипает какое-то особенное желание видеть тебя, особенно яркое чувство к тебе, но карандаш бессилен.
Я второй день мучаюсь – не могу вспомнить, как ты смеешься, – зрительно я ночью ясно восстановил твое лицо во время смеха, а как он звучит – не знаю.
Я как-то долго, несколько дней, мучился, не мог себе представить твоего лица. Твою маму, брата, Лику – всех представлял себе совершенно ясно, а ты как бы не в фокусе. Я мысленно наряжал тебя в разные платья, ставил тебя в группу людей и т. д. И наконец вспомнил твой профиль, когда ты в своем черном платье.
Милая ты моя, крепко и нежно тебя целую. Иду в город.
«Последние известия» Директора еще нет. Писем тоже.
Целую крепко-крепко.
Твой СергейПочта. 9/IX
Получил твое спешное письмо от 31-го. На Красмашстрой еще не дозвонился.
Не понимаю, почему у тебя еще нет на руках диплома, ведь ты на службе сейчас, согласно всех правил и законов? По-моему, его должны немедленно выдать.
Получил от Лели открытку, довольно мрачную, от 27-го августа.
Положение и настроение у ней тяжелое.
Письма ты посылаешь «спешные», а лучше «авиапочтой», цена одна, а результаты могут быть разные.
Крепко целую, здесь не в порядке телефон, крепко целую, побегу в справочное, крепко целую, и буду оттуда звонить.
Вечером «дома» был скандал.
Сегодня напишу еще. Целую. Сер [гей]11/IX
Сегодня день не будет таким радостным. Не могу же я ежедневно получать по три письма. По всей вероятности, не будет ни одного.
Погода, к сожалению, серая и холодная. А то я совершил бы какую-нибудь прогулку километров на 20. И время прошло бы скорей, и спал бы крепко. Бессонницами я не страдаю, но сплю не очень хорошо, объясняется это крайне просто. Во-первых, у меня малоудобная постель, а во-вторых, я провожу в ней очень много времени. Ложусь я большей частью в начале одиннадцатого, а встаю в начале десятого. Нельзя же спать без перерыва такой колоссальный отрезок времени.
Письма твои, как видишь, доходят все. В твоих расчетах число их, как ты и предполагаешь, преувеличено на одно письмо…11/IX
Красноярск
По радио передают Шуберта, и у меня растроганное, почти слезливое настроение. Хочется твоей утешающей ласки.
Хорошо, что перешли на Моцарта.
Прочел о том, что ОГИЗом выпущен альбом, очевидно, под заголовком «Западная живопись», в «Известиях» от 6-го сентября. Бор[ис] Ефимов пишет о нем.
А у меня уже смешная мысль, – ты должна смеяться. Мы разделим наши функции – я буду смеяться над запросами вольтажа, а ты над моими эстетическими запросами.
Дело в том, что меня серьезно волнует вопрос об украшении нашей несуществующей комнаты. Если альбом издан прилично, то его можно изрезать и картинки окантовать, а затем развесить. Над кроватью я повесил бы портрет [строка нрзб.].
Я подарил тебе «Уота Тайлера», у меня есть еще один экземпляр раскрашенный, если он жив, то он мне крайне понадобится для тех же целей [188] .
Между прочим о вольтаже, может быть, за рекой на Красмашстрое другой вольтаж.
Вечер сейчас солнечный – дождя не предвидится. Пойду на стадион, может быть, там время пройдет быстрей.
Вернулся. Сейчас 9 часов, у тебя пять (бежишь, наверное, со службы домой обедать). Писать очень темно, поэтому укрупнил размер букв.
Судя по тому, что хозяйка подсела к столу и стала разбирать карты, придется с ней сразиться в 66 (какая идиллия).12/IX
Хозяйка вчера гадала мне. Оказалось, что какой-то трефовый король стоит у меня на пути, но я все-таки буду при своем интересе.
Так что можешь не беспокоиться – все к лучшему.
День сегодня очень хороший, так что после почты пойду на стадион поиграю в теннис.
Завтра должен приехать директор Красмашстроя, но я не верю этому, наверное, он приедет еще через несколько дней.
Получу ли от тебя сегодня письмо? Вот в чем вопрос!
В одном из последних писем ты интересуешься – целы ли мои вещи.
Должен покаяться, что я лишился подушки (прости, забыл ее здесь в одном месте) – остальное все в сохранности.
Здесь у меня подушка есть, и если понадобится – куплю другую. Это я сообщаю просто в качестве отчета.
Ну, мне не терпится – может быть, меня ждет письмо. Бегу!
Почта
Письмо есть!
Стоя в очереди, крайне вспотел.
Крепко-крепко целую милую Ресничку.Завтра, может быть, тоже будут какие-нибудь новости. Настроение сейчас прекрасное. «Целую» и «целую»!! Твой С.
13-го сентября.
Почта, Красноярск.
Написал тебе вчера вечером письмо – в полутьме. Получилось так неразборчиво, что сейчас перепишу его здесь, на почте.
Сегодня от тебя писем нет. Директор еще не приехал.13/IX 35 г.
…По выходе на свободу я переоделся, так как вид у меня был настолько неважный, что когда я попал в камеру политических пересыльных, то был принят за «шакала».
Почти все мои вещи остались в тюрьме, новыми полуботинками я натер волдыри на пятках, заменив их туфлями, я натер себе волдыри на пальцах, т. к. ходил почти на цыпочках.
Пойти и взять ботинки я не мог, т. к. пришлось бы забрать все вещи, а тащиться с ними на вокзал, что я сделал потом, было тяжело из-за грязи, довольно значительного расстояния и больных ног.
Вот и вся эпопея.
Мира, пишешь ты с завистью, приехала черная-черная. Я тоже завидую ей, очень завидую, она может каждый день видеть тебя. Передай ей мой привет.
Я вообще послал бы много приветов, у меня их большой запас, но боюсь. Вдруг мой привет совсем не понравится, покажется неуместным, даже бестактным. Я бы вот Лику поцеловал в носик, но т. к. она ночевала у тебя, и привета я от нее не получил, то боюсь, а вдруг на носике останется несмываемое пятнышко.
А все-таки она очень славная, и я ей низко кланяюсь. Ты просишь «бытовизма».
Пожалуйста!
…Я бы мог описать тебе оригинальную конструкцию местной уборной, но это был бы грубый бытовизм – вульгарный. К тому же я уже касался однажды этого вопроса.
У местной козы родилась дочь. Я заочно был полон к ней нежными чувствами.
Как-то верст за сто от Алма-Аты
Там я видел маленького дикого козленка – он был ужасно грустный с изумительными глазами, тонкими и высокими ножками, на которых он поднимался, буквально как на шарнирах.
Воспоминания о нем сохранились у меня очень ярко еще потому, что жил он в одной большой корзине с двумя исполинскими мохнатыми бухарскими котами.
Он не прожил и двух дней.
Гибель его объяснили следующими причинами. Казахи применяют варварский метод охоты: увидев козу с козлятами, они верхами гонятся за ней, пока козлята не останавливаются в изнеможении.
Очевидно, молодой организм совершенно надрывается. Местный козленок тоже по каким-то недоступным моему понятию сельскохозяйственным мотивам отнят от матери. Но он страшно весел.
Если б ты видела, как забавно он становится на дыбы, как нелепо и смешно он припрыгивает, высоко закидывая зад. Ему всего четыре дня, но [нрзб.]
Недавно я обнаружил, что у «сынки» свинячьи глазки. Смотрю: маленькие, неприметные, немного наклонно расположенные, словом, такие, какие на человеческом лице принято называть – свинячьими.
Иными словами, совершенно серьезно, я пришел к выводу, что у свиней – свинячьи глазки.
Это не шутка.
Дело в том, что я, городской житель, много все же видел свиней на своем веку (никак человек не может обойтись без пошлого каламбура), но никогда я внимательно не рассматривал их. Термин же «свинячьи глазки» я привык воспринимать и употреблять. Но он никогда конкретно не ассоциировался у меня со свиньей.
Что-то «бытовизма» не получилось. Даже ничего похожего.
Постель моя устраивается следующим образом: к сундуку подставляются два стула, спинкой направлены врозь. Затем… виноват – между стульями и сундуком оставляется зазор, а вот затем на сундук и стулья одновременно кладется портрет жены алкоголика (лицом вниз). (Портрет рисован самим алкоголиком с фотографии). После этого кладется овчинная шуба и тулуп, все это покрывается тонким одеялом, потом уже ложусь я.
Корова здесь сама открывает калитку, подцепит одним рогом за ручку, поднимется и толкнет ее лбом. После чего войдя во двор, она мычит.
Вот какая у нас корова!
Когда у нее появилась потребность в теленке, то она открыла ворота и убежала на случной пункт, который находится очень далеко и где она была всего лишь один раз.
Вот какая у нас корова!!
Корову зовут – Мартой, а козочку – Галей. Меня же зовут Сережей…14/IX
Иду на почту.
Что принесет мне сегодняшний день? Целую тебя крепко-крепко, моя родная. Почта.
Что-то сегодня опять нет вестей от тебя.
Уже начинаю волноваться. Это, наверное, все шутки почты. Мое положение пока без перемен.
Пойду посмотрю, нет ли от тебя телеграммы. Вдруг что-нибудь случилось.
Нежно целую тебя.
Твой Сергей[15–16/IX] [189]
…Я удовлетворенно улыбнулся, читая ее.
Дейч много места уделяет знакомству Маркса с Гейне, но этой фразы я у него не встречал, а она очень показательна, т. к. написано спустя много лет после его смерти.
Слава богу, меня отвлекли от этой темы, а то я никак не знал, на чем кончить и к чему я вдруг взялся за нее. Отвлекли меня очень прозаически. Какой-то мужик прошел мимо меня, и я слышу, как он мочится в кустах, поднимая тучи мошек и беспокоя муравьев.
После такого вмешательства можно писать только о делах. Положение мое пока не изменилось.
Начальство, оказывается, еще не приехало – будет сегодня или завтра. Так что поеду на Красмаш только 17-го с утра и по всей вероятности ничего не добьюсь. Думаю, даже уверен на сей раз, что на следующей шестидневке получу окончательный ответ.16/IX 35 г.
Почта.
С грустью констатировал, что писем мне нет. Значит, ты не писала с 3-го по 7-ое, а еще пишешь в последнем (от 3-его) письме счет «15:? в мою пользу».
Директор, говорят, еще не приехал, но я подозреваю, что это «туфта» и он просто очень занят. Завтра с утра [нрзб.] поеду. Крепко тебя целую.
Иду на телеграф.
Твой СергейОткрытка
17/IX [35]
Милая Женюша!
Заехал на почту прямо с Красмаша. Директора видел – он только сегодня приехал, и я прождал его в коридоре около пяти часов. Болят ноги. Ответ обещал дать
19-го.
Выяснилось, что я там очень нужный человек. Они, оказывается, занимаются переводом своих катеров с бензина на генераторный газ.
У директора на столе я увидел экземпляр книги, одним из авторов коей я являюсь [190] .
Тем не менее подождем. Теперь осталось пустяки – несколько дней.
Писем от тебя опять нет.
Очень-очень жаль.
Из вещей мне нужно будет купить дюжину воротничков (размер по рубашкам, кажется, № 39).
Кажется, открытки у меня сегодня не примут, т. к. прием спешной почты только до пяти.
Так что придется отправить завтра, и то простым. Оно пойдет дольше.
Целую крепко. С.21 сентября был подписан приказ о приеме C.Л. Седова на работу. В числе сданных мною в Гарвардский университет материалов была телеграмма от Сергея: «Принят на работу». Но телеграммы, по неизвестным мне причинам, в книгу «Милая моя Ресничка » не вошли.
[23–24/IX] [191]
<…>…т. к. я ясно вижу, сколько препятствий стоит на этом пути. Пользы, конечно, тоже немало.
Во всяком случае работа для меня интересная, хотя и лишена всякого научного «шарма», который всегда придает мне некоторый огонек.
Вот я пишу о служебных делах и прочем, вожу карандашом по бумаге, а сам думаю, понравится ли Женюше комната, точней номер, не мал ли он.
Комнаты здесь стандартные, размером с мою московскую, так что тесно не будет.
Мой номер стоит 3 р. [нрзб.] коп. в сутки, так что в случае чего можно пожить здесь и месяц, что даст возможность найти подходящее помещение на постоянное жительство. Размеры номера мало чем отличаются от нашей комнаты у Полины Константиновны (помнишь, как мы взбивали с тобой матрац и ты шутила, что я щекочу его).
Свет потух, но я стал хитрый, я не гашу керосиновой лампы, а только прикрываю ее.
Тебе не мешало бы (свет загорелся) набрать с собой книг по экономическим, верней, планово-экономическим дисциплинам – мы будем вместе учить их – выяснилось, что мне очень и очень непросто разобраться во всяких калькуляциях, конъюнктурах и прочем.
Времени свободного будет только очень мало. Я привык к своей институтской работе, а здесь завод отнимает каждый день по 10–11 часов, а когда работа начнет кипеть, пойдут испытания, то придется еще больше трудиться.
Но все это пустяки, скорей бы приехала Ресничка. Что-то она не едет?
А вдруг завтра будет телеграмма: «Выезжаю 26-го скорым целую женя».
Нет, чепуха – это невозможно и вообще ты не приедешь, что-нибудь да случится.
Уже 9 ч. 20 мин., надо ложиться спать – оркестра пока не слышно.
Спокойной ночи, моя девчурка!