Мой дикий сводный
Шрифт:
— Да рядом с тобой, — сводный с яростью всаживает топор в пень и отряхивает ладони, поглядывая на меня исподлобья, — любой нормальный психом станет.
— Ну хватит, а? — вздыхаю. — Я боюсь, мы тут с тобой такими темпами не только новый год отметим, но и Рождество, и Пасху. Я сейчас погрею тебе нормальный суп. Оставь дрова в покое уже.
Мирон усмехается и кивает мне на небольшой домик неподалеку. Смотрю на него и вижу, что из трубы идет дым.
— Это что? Баня? — перевожу взгляд обратно на
— Ага. Специально для тебя, между прочим. — усмехается он.
— Если от меня пахнет, то это потому, что я вчера лазила по сугробам и вспотела. Из-за тебя,.. между прочим. И ты тоже с душком, на минуточку. — отвожу взгляд и краснею от стыда.
Мирон закатывает глаза и притягивает меня за воротник куртки, запахивая ее сильнее.
— Это чтобы ты не заболела, дура.
19. Забава
Полощу вещи в тазу на маленькой табуретке на кухне. Мирон сидит за столом и ест мясо с картошкой. Молчим, то и дело поглядывая друг на друга. С удовольствием замечаю, что он не морщится и не выкобенивается, а спокойно доедает все, что я ему положила.
– Спасибо, было вкусно.
– Вау, это высшая степень похвалы! Я польщена! – усмехаюсь, пристально глядя ему в глаза.
– Слушай, ну что ты такая язва? – хмурится он. – Я в детстве трижды в больнице валялся с отравлением. Чуть не помер.
– Ну не помер же, – пожимаю плечами.
– Не помер. Но желудок посадил. Потом несколько месяцев питался одной гречкой и овсянкой. С тех пор ненавижу каши. Ну, не могу я, блин, есть твоё жареное сало! У меня потом желудок сводит.
– А сразу нельзя было сказать? – выжимаю футболку и вешаю ее на спинку стула.
Мирон пожимает плечами и встаёт из-за стола.
– Пойду ещё снега натоплю, чтобы точно хватило и помыться, и постирать.
– Я там вещи в шкафу нашла, если тебе нужно переодеться.
Сводный кивает и уходит. А когда возвращается, несёт в руках штаны и тот самый свитер-ковер, похожий на мой. Прикладывает его к груди и смотрит на меня с сомнением.
– Тебе очень идет, – прикладываю руку к груди, сдерживая смешок.
– Да у нас с тобой настоящий фэмили лук! – усмехается и откладывает вещи в сторону.
Пока он уходит на улицу, быстро стираю бельё и убираю его подальше за печь, чтобы не было видно. Минут через десять Мирон возвращается.
– Баня почти готова. Можно идти мыться.
– Помоги мне выжать штаны, чтобы побыстрее высохли, – прошу его.
Мирон протягивает руку, а после скручивает ткань так, что она начинает трещать в его ладонях, и я боюсь, что мои штаны просто разойдутся по швам.
Вижу, как напрягаются его мощные плечи. Я не могу не отметить, что Мирон сильный. Наверное, он частенько пропадает в спортзале, чтобы поддерживать себя в форме и красоваться перед девчонками.
Хотя я не могу сказать,
Беру таз с грязной водой, но Мирон забирает его у меня.
– Ты чего? – удивляюсь.
– Тяжело же, – фыркает он и выносит его на улицу самостоятельно.
– Одевайся и пошли, – командует, возвращаясь и ставя таз на место.
Накидываю куртку и надеваю ботинки. Мирон смотрит на мои ноги и хмурится, но ничего не говорит.
Иду за ним и отмечаю, что он даже расчистил дорожку до бани. Наверное, занимался этим все утро, и тут ещё я со своей гречкой. Хорошо, что хотя бы в этом разобрались.
Мирон открывает дверь и пропускает меня вперед. Захожу в небольшой предбанник с маленьким окошком. В нем стоит стол с лавкой, а на стене прибита вешалка.
В нос тут же бьет теплый воздух с ароматом жжёного дерева и листьев. Запах кажется приятным и очень уютным.
Мирон заходит следом и плотнее закрывает дверь. Скидывает куртку и сразу стягивает футболку.
– Ты чего? – отступаю от него, выжимаясь в стол.
– А что ты хотела? – хитро щурится сводный. – У нас мало дров. Будем мыться вместе.
У меня по телу тут же пробегает волна мурашек. Я вижу его пристальный взгляд и внезапно понимаю, что, если он решит приставать, то помощи ждать неоткуда. Набираю легкие побольше воздуха, чтобы сказать что-нибудь такое, от чего у него пропадает всякое желание.
Но в мысли не приходит ничего путного, кроме как уязвить самолюбие, а я боюсь, что это может спровоцировать его ещё сильнее.
– Да расслабься, я пошутил, – внезапно усмехается Мирон и кивает мне на лавку.
Там стопкой лежат простыни и какие-то нелепые шапки.
– Переодевайся и иди первая, а я пока постираю.
Непроизвольный выдох облегчения вырывается из моей груди.
– Выйди, я переоденусь, – прошу его.
– Ты выгонишь меня на мороз? – усмехается Мирон. – Я же уже разделся.
– Ну, не мне же переодеваться на улице, – возмущаюсь.
Сводный отворачивается к двери и тянется, демонстрируя мне свою идеальную трапецию.
– Переодевайся, я не буду смотреть, – бросает он небрежно и запихивает руки в карманы штанов.
Подозрительно кошусь на его расслабленную фигуру, и, вздохнув, стягиваю с себя вещи. Оборачиваюсь простыней и открываю дверь парилки.
– Куда без шапки? – Мирон захлопывает дверь обратно и натягивает мне на голову страшную войлочную серую шапку с вышитым серпом. – В парилку нельзя без головного убора.
Захожу внутрь и вижу, что это не парилка, а какая-то комнатка с тазиками. Наверное, здесь моются после бани — что-то вроде душевой. Мысленно возмущаюсь тем, что Мирон не сказал мне о ней. Ведь я могла бы переодеться здесь.