Мой дорогой дневник

Абалова Татьяна Геннадьевна

– И Лаванья так и не дождалась его. – Мои глаза опять были на мокром месте. – Как же несправедливо все сложилось!

– Она убила себя, считая мужа обманщиком и предателем. – Санджай подошел так близко, что я чувствовала на шее его дыхание.

– Я напишу ей.

Махеш посмотрел на меня как на умалишенную, когда я, достав шариковую ручку, начала писать в потрепанном дневнике, положив его на могильный камень.

«Здравствуй, мой дорогой дневник», – я произносила слова вслух. – «Сегодня мне открылась тайна гибели капитана Стивена Уокера. Он погиб,

спеша на свидание к своей жене Лаванье. Он нес ей деньги, но подлый человек убил его. Капитан Стивен Уокер любил Лаванью всем сердцем и собирался жить с ней долго и счастливо, но судьба оказалась немилосердна. Вот я стою у его могильного камня и вижу дату смерти. Она отличается от даты гибели Лаваньи всего на неделю, но я уверена, что там, где влюбленные находятся после смерти, он все еще ждет свою жену».

Я смотрела на дневник, ожидая ответа.

Он последовал, но не в виде слов. Дневник плакал. Прозрачные капли появлялись на странице и жемчужинами скатывались вниз, орошая траву у основания камня.

Повинуясь какому-то необъяснимому порыву, я положила дневник на могилу. Его страницы затрепетали, тронутые смелой рукой ветра. Послышались раскаты далекого грома.

– Смотрите! – Махеш поднял руку к небу, которое на горизонте окрасилось красным заревом, словно среди бела дня наступил закат.

– Как сари у невесты, – выдохнула я.

Через мгновение молния разорвала небо пополам, а гром ударил так сильно, что дрогнула земля.

Откуда ни возьмись, в воздух взлетели белые птицы. Я не сразу поняла, что это страницы дневника, которые вдруг вырвались на свободу. Они закружились в бешеном танце и растворились в почерневшем небе.

Я опустила глаза. В том месте, где только что лежал дневник, осталась лишь примятая трава, украшенная бисером росы. Или это были слезы Лаваньи?

Шквалистый ветер принес проливной дождь.

– Сия, все кончено, бежим! – Горячая ладонь Санджая схватила меня за руку, и мы побежали.

На заднем сиденье машины Махеша Санджай губами собирал с моего лица дождинки. Или это были слезы? Слезы счастья и печали. Дневник исчез, и я всей душой надеялась, что души капитана Стивена Уокера и его любимой Лаваньи соединились.

– Мэйн тумсэ пьяр картхи хун, – призналась я в любви, перед тем как Санджай по-настоящему поцеловал меня.

– Мэйн тумсэ пьяр картха хун, – прошептал он в мои губы, прервав поцелуй лишь на один вдох.

А за стеклами машины очищающий ливень умывал прекрасную Пуну. И я верила, что все у нас сложится хорошо, несмотря на то, что Санджай кшатрий, а я иностранка, джати. Любовь победит.

Эпилог

«Здравствуй, мой дорогой дневник. Прошел ровно месяц с тех пор, как меня посадили под домашний арест. У меня отняли сотовый телефон,

отключили вай-фай, даже сняли провода с компьютера, когда застукали за тем, как я вытаскиваю из рюкзака спящего брата его USB-модем.

Доступ подруг, а Людки особенно, в дом закрыт. Я считаю это ограничение чрезмерным и по сути своей бесполезным – во время каникул ко мне особо ломиться не будут. Все думают, что я до сих пор хожу по развалинам древних памятников Индии или беседую с Буддой.

Находясь под строгим арестом, я как неандерталец высекала письмена на всем, что попадалось под руку – так велико было мое желание выплеснуть то, что творилось в душе. Чтобы я не портила обои, не писала на полях «правильных» книг, мама, сжалившись надо мной, выдала школьную тетрадку в линеечку. Я вывела на зеленой обложке слово «Дневник», и теперь мне есть, с кем поговорить. Только тебе, дорогой дневник, я могу доверить все свои тайны.

День рождения Санджая я встретила у него дома. Голая и в его постели. Не подумай, что опытный мужчина воспользовался наивной глупышкой и обольстил ее. Все случилось с точностью до наоборот.

Целуясь с Санджаем на заднем сиденье машины, я положилась на судьбу: привезет нас Махеш на мою виллу – так тому и быть, останусь дома и примерной девочкой буду дожидаться возвращения отца, нет…

А вот тут я не стала загадывать. Ведь в любовном бреду должны находиться двое.

Каюсь, я кривила душой и играла с судьбой в подкидного дурака с мастерством шулера. Откуда Махешу знать, где я живу? Конечно, он оставил целующуюся парочку у дома Санджая.

Как только мы выбрались из автомобиля, Санджай превратился в сдержанного человека.

– Мы пообедаем, и я отвезу тебя домой,– изложил он свой план, входя в кабинку лифта.

– На чем? Скутер остался у кладбища.

– Я отправлю за ним Али.

С Али я познакомилась тут же. Это тот самый мужчина, что поет по утрам песни и увлеченно работает венчиком, смешивая соус. Его взгляд мне не понравился.

Но когда твои губы горят от недавних поцелуев, и в тебе проснулось желание, сродни животному, когда зов природы так силен, что ты становишься безрассудной, тебе глубоко все равно, что о тебе думают люди, которых ты больше никогда не увидишь.

– Прости, я не должен был… – начал Санджай, переходя на другую сторону стола.

Он остановился не рядом, а напротив, пытаясь столом разграничить все, что случилось в машине, на «до» и «после». Он испугался жаркого «до», поэтому выбрал холодное «после».

– Что ты делаешь? – осекся он, видя, как я расстегиваю свою рубашку.

– Снимаю мокрую одежду. – Только безумие первых поцелуев заставило нас забыть о том, что мы попали под ливень и промокли насквозь. – Я боюсь опять заболеть, у тебя в квартире прохладно.

– Я подниму температуру.