Мой дорогой дневник
Шрифт:
– И чего тебе не спится?
За дверью стоял мужчина в военной форме. Улыбка медленно сходила с его лица.
Когда он поднял ладонь и закрыл ею глаза, я вспомнила, что моя рубашка сшита из тончайшего батиста и наверняка просвечивает на солнце.
– Ой! – Я захлопнула дверь перед носом незнакомца. Сердце стучало где-то во рту.
– Мисс Ильсия, – донесся до меня мягкий голос. –
– Досчитайте до десяти и заходите во двор, – прокричала я в ответ, отметив, что мужчина говорит на русском почти без акцента. – Я только переоденусь.
На счет шесть я уже добежала до спальни.
Скинув рубашку, запуталась в лямках лифчика и застегнула его не с первого раза. Надев сальвар-камиз из более плотной ткани, замерла у зеркала.
Мамочки, что у меня на голове? После вчерашнего плавания и сна на боку волосы с одной стороны стояли ирокезом, с другой напоминали куст перекати-поля.
Расческа драла волосы немилосердно.
Прежде чем появиться перед гостем, выглянула в окно, выходящее во двор. Мой визави стоял под деревом. Тень от листвы падала на его лицо, но я все равно разглядела, какой он симпатичный. Не очень высокого роста, но такой ладный и подтянутый, что я закомплексовала. Вспомнив Людкины слова «индусам нравятся полные», вздохнула и еще раз оправила рубашку, совсем чуть-чуть втянув живот.
«А какие у него глаза!» – За те несколько секунд, что я была от него на расстоянии вытянутой руки, память запечатлела и длинные ресницы, и соболиный блеск бровей и яркие как звезды глаза.
Чего-то меня понесло.
Еще немного и начну писать стихи.
Вернулась к зеркалу и подкрасила ресницы.
Так-то лучше, Джимми-Джимми, ача-ача.
Вниз спускалась леди. Неторопливый шаг, болливудская улыбка, протянутая для приветствия рука.
Ни смущения, ни оправданий.
– Ильсия. Можно просто Сия.
– Санджай Датарайя, можно просто Санджай, – с небольшим замешательством он пожал мне руку. – Вы завтракали?
Бабочки поселились в моем животе лишь от одного прикосновения мужчины.
– Сия? – Он поднял бровь, и в памяти мелькнуло, что это одно из шести положений бровей в танце. Кажется, так выражается счастье. Или тоска?
– Д-да?
– Пойдемте, позавтракаем?
– Пойдемте.
Он повернулся и направился к двери. Мой взгляд ощупал его всего, начиная от
На улице нас ждала «Махиндра». Санджай открыл дверь джипа и подал руку.
Блин, ну как же ему идет пятнистая форма! И ладонь такая горячая.
– Куда мы едем? – спросила я, поняв, что мы свернули со знакомой дороги, ведущей в «Феникс».
– Завтракать, – просто ответил Санджай. – Я хочу показать вам особенности индийской утренней трапезы.
Мы двигались по тоннелю из сплетенных кронами деревьев. Лианы и пальмы росли так густо, что создавали полумрак. Я прочувствовала, как должно быть темно и влажно в настоящих джунглях.
– Это ботанический сад, – пояснил Санджай, не отрывая глаз от дороги, на которой царило оживленное движение. – А слева – знаменитый Центр медитации Ошо.
– О, йоги! – воскликнула я, вспомнив желание, записанное в дневник. У огромных ворот с рамкой-металлоискателем стояло несколько фигур в одинаковых бордовых одеяниях. – А давайте туда зайдем?
При этих словах лицо Санджая окаменело. Плотно сжатые челюсти, взгляд – строго перед собой.
– Вы хотите провести время в ашраме Ошо? – через минуту напряженного молчания спросил он. – Если да, то приготовьтесь сдать анализ на СПИД. Десять долларов.
– Это еще зачем?
– Правила Ошо просты – все свободны в выражении своих чувств и желаний. А если люди счастливы и расслаблены – это дает колоссальный выход сексуальной энергии. И каждый удовлетворяет ее по-своему.
– Там проходят оргии?! – невольно воскликнула я.
Санджай улыбнулся.
– Нет, от диких оргий уже отказались.
– А откуда вы знаете?
– Я там был.
Я подняла брови, по всем канонам индийского танца выражая любопытство.
– Вам сколько лет? – покосился на меня Санджай.
– Скоро двадцать.
– Когда будет двадцать один, тогда и поговорим о медитациях в Центре Ошо.
– В России совершеннолетие наступает в восемнадцать, и я уже держала в руках «Камасутру», – выпалила я.
– Пробовали?
Краска залила мое лицо. Полуопущенный взгляд выразил смущение. Я хорошая ученица и многое запомнила из уроков Анилы.
Немного помолчав, я гордо подняла голову. Чего это я смущаюсь? Да, я ни разу не была с мужчиной, но любопытство – одна из особенностей слабого пола. И потом, разве «Камасутру» не написал монах, ни разу не познавший женщину и испробовавший все сто поз со статуями?
– Санджай, вам сколько лет?
– Двадцать четыре, – ответил мой спутник. Брови на его лице ожили.