Мой друг работает в милиции
Шрифт:
— Значит, вы считаете, что к убийству Кривулиной причастны эти двое, ушедшие до конца сеанса?
— А вы предполагаете, что преступник воспользовался уходом из ложи двух ему неизвестных зрителей и совершил убийство?
— Почему вы считаете такую версию несостоятельной?
— Потому, что она уязвима. Принять ее — значит утверждать, что преступник, отправляясь с Кривулиной в кино, не предполагал покончить с ней там: не мог же он заранее планировать уход ненужных ему свидетелей.
— Но почему же эти двое до сих пор не откликнулись на наше обращение?
— Для этого
Их спор прервал телефонный звонок. Кулябко поспешно включил магнитофон и приложил к уху ларингофон. Теперь он мог слушать одновременно с Дробовым.
Дробов поднял трубку:
— Алло!
— С кем мне говорить по объявлению насчет кино?
— По этому вопросу надо говорить со мной, — поспешно отозвался Дробов.
— Так вот, я был в той ложе, только ушел раньше, у меня разболелась голова в духоте, и потом я прямо оглох от всех этих выстрелов.
— Простите, как ваше имя-отчество?
— Марк Данилович.
— А фамилия?
— Фамилия? Фамилия Клофес.
— Простите, не расслышал.
— Тогда по буквам: кардинал, лорд, Отелло, Фердинанд. Вы меня слышите? Фердинанд. Епископ, сцена. Клофес. Клофес!
— Понятно. Марк Данилович, необходимо, чтобы вы сегодня вечером подъехали в наше управление.
— Не имею возможности, — донесся до Дробова сдавленный голос.
Дробов сделал знак, и Кулябко поспешно вышел в соседнюю комнату.
— К законам я влеченья не имею, — продолжал Марк Данилович. — Не хочу вмешиваться в уголовные дела, не желаю таскаться по судам и следствиям…
— Но вы же позвонили нам…
— Да, позвонил, чтобы сообщить, что был в этой ложе, ушел до конца сеанса. В ложе остались две женщины и какой-то молодой человек.
— Я еще раз убедительно прошу вас приехать, нам необходимо иметь описание внешности второй женщины и молодого человека.
— Я сказал все! — резко оборвал Дробова собеседник. — Я имею восемьдесят три года плюс инфаркт, плюс стенокардию. Но вам этого мало, вы хотите, чтобы у меня был еще инсульт! Так я этого не хочу! Все! Слышите, я сказал — все! — Легкий щелчок, и послышались короткие гудки, старик повесил трубку.
— Чертов дурак! — Дробов был сейчас зол не столько на старика, сколько на самого себя: не смог уговорить такого важного свидетеля. В ложе, оказывается, была еще и женщина. Двое мужчин, один из них этот самый Клофес, второй — какой-то молодой человек, неизвестная женщина и Кривулина…
Вошел Кулябко, по его виду Дробов безошибочно определил — неудача.
— Что, звонил из автомата?
— Да. Из городской билетной кассы на Васильевском. Выйти на него не успели — быстро закончился разговор.
— Непростительно упустить такого свидетеля! — Дробов хлопнул ладонью по столу. — Чего он испугался?
— Может быть, у него есть основания не встречаться с милицией, точнее — с уголовным розыском?
— Похоже, черт возьми! Он даже на этот счет выразился весьма определенно: «К законам я влеченья не имею». Я эту фразу уже однажды слышал, но где, от кого, при каких обстоятельствах?
Впервые
— Берегите, Кулябко, эту запись, она может нам еще пригодиться.
— Все же попытаемся раздобыть старика, — неуверенно сказал Кулябко. — Мы знаем его фамилию, имя, отчество…
— Сейчас же сделаем запрос. Он сообщил, что в ложе кроме него сидел какой-то мужчина и две женщины. Но мы знаем, что двое мужчин покинули ложу до конца сеанса, значит, один из ушедших — этот самый чертов Клофес, о нем, очевидно, и говорила Надя. Второй пока неизвестен. Ну а женщина? Если преступники те, кто покинул ложу, то какова роль женщины? Тут одно из двух: либо ушедшие до конца сеанса не имеют отношения к преступлению, и тогда убийца — женщина, либо преступники все трое и женщина тоже покинула ложу до конца сеанса. В протоколе райугро сказано, что после окончания сеанса в двадцать часов пятьдесят пять минут в пустой ложе «Б» был обнаружен труп женщины…
В дверь раздался робкий стук, в комнату, растерянно озираясь, вошла худенькая девчушка.
Дробов поспешил ей навстречу:
— Здравствуйте, Надя! Садитесь, пожалуйста. А вас, Максим Трофимыч, попрошу зайти ко мне через двадцать минут.
Кулябко понял: Дробов опасается, что присутствие второго человека смутит девушку, придаст разговору официальный характер.
— Спасибо, что пришли, Надя, — сказал Дробов. — Значит, математичка у вас строгая?
— Ужас просто!
— А я почему-то не сомневаюсь, что вы отлично справитесь с контрольной. Признаюсь вам, что сам я больше тройки по тригонометрии никогда не имел, и то при помощи «шпор»… В нашем классе было двадцать мальчишек и восемь девочек. Девчонки про нас даже песню сложили:
Двадцать лодырей прекрасных В класс приходят в день ненастный, Все равны как на подбор, И в карманах двадцать «шпор»!Надя рассмеялась, почувствовав себя непринужденно с этим веселым, разговорчивым человеком.
— Нам о «шпорах» и думать нечего, — сказала Надя. — У нас такая училка, прямо всех насквозь видит, все замечает. Прямо по лицу угадывает, с первого взгляда!
— Тогда ей надо работать у нас, а не в школе, — весело отозвался Дробов. — Нам очень нужны люди, которые умеют не только смотреть, но и замечать, а тем более с первого взгляда. Сейчас мы проверим, можете ли вы тоже замечать что-нибудь с первого взгляда. Значит, вы говорите, что из ложи «Б» вышел человек, не досмотрев фильма?
— Да.
— Приблизительно за сколько времени до конца сеанса?
— До конца сеанса — не знаю, знаю только, что до начала моего сеанса он ушел за двадцать две минуты.
— Вы помните с точностью до одной минуты? — не скрывая удивления, спросил Дробов.
— Да, помню… мои часы очень точные.
— Но это возможно только в том случае, если, увидев этого человека, вы специально посмотрели на часы. Вряд ли так было.
Тонкие прямые брови Нади, дрогнув, сошлись на переносице.