Мой дядюшка Освальд

Даль Роальд

— Он стал знаменитым, — сказал А. Р. Уорсли.

— Если это все, что вам нужно, тогда, пожалуйста, идите и публикуйте. И не будем больше этого обсуждать.

— А если я приму ваш план, — спросил А. Р. Уорсли, — я смогу когда-нибудь опубликовать свои труды?

— Разумеется. Как только положите в карман миллион.

— Сколько потребуется времени?

— Не знаю. Я бы сказал пять лет, максимум десять. А потом можете становиться знаменитым.

— Хорошо, — кивнул он. — Рассказывайте свой блестящий план.

Портвейн был великолепен. «Стилтон» тоже, но я проглотил лишь кусочек — для того,

чтобы обострить вкус. Я мечтал о яблоке. Твердое, сочное яблоко, разрезанное на тонкие ломтики, — лучший спутник портвейна.

— Я предлагаю работать только с человеческой спермой, — заявил я. — Мы выберем по-настоящему великих и знаменитых мужчин среди ныне живущих и организуем банк их спермы. Мы сделаем запас в двести пятьдесят соломинок спермы от каждого мужчины.

— И какой в этом смысл?

— Вернитесь назад лет на шестьдесят, — предложил я. — Представьте, что мы с вами живем в 1860 году и знаем, что можем хранить сперму в течение неограниченного времени. Кого бы из гениев, живших в 1860 году, вы выбрали в качестве донора?

— Диккенса, — произнес А. Р. Уорели.

— Еще.

— Рёскина… и Марка Твена.

— И Брамса, — добавил я, — и Вагнера, и Дворжака, и Чайковского. Список получится очень длинный. Если хотите, можно углубиться в более далекое прошлое и перейти к Бальзаку, Бетховену, Наполеону, Гойе, Шопену. Все они настоящие гении. Разве не потрясающе было бы, если б в нашем банке из жидкого азота стояла пара сотен трубочек с живой спермой Бетховена?

— И что бы вы с ними сделали?

— Продал бы, разумеется.

— Кому?

— Женщинам. Очень богатым женщинам, которые хотят ребенка от одного из величайших гениев всех времен и народов.

— Нет, подождите, Корнелиус. Женщина, какой бы она ни была — бедной или богатой, — не позволит оплодотворить себя спермой какого-то почившего в бозе незнакомца только потому, что он был гением.

— Это вы так думаете. Послушайте, я могу, например, отвести вас на концерт из произведений Бетховена, и я вам гарантирую, что в зале найдется с десяток дамочек, готовых отдать все, что угодно, лишь бы родись ребенка от этого великого композитора.

— Вы говорите о старых девах?

— Нет. О замужних женщинах.

— А что скажут их мужья?

— Их мужья не узнают. Только мать будет знать, что она беременна от Бетховена.

— Но это же жульничество, Корнелиус.

— Вы только представьте себе, — увещевал его я, — эту богатую, но несчастную женщину замужем за каким-нибудь на редкость безобразным, грубым, невежественным и неприятным промышленником из Бирмингема. И вдруг в какой-то момент у нее появляется смысл жизни. Представьте, как она прогуливается по ухоженному саду огромной виллы мужа, напевает мелодию из «Героической симфонии» Бетховена и думает про себя: «Господи, какое чудо! Я беременна от мужчины, который написал эту музыку сто лет назад!»

— У нас нет спермы Бетховена.

— Есть и другие композиторы, — возразил я. — В каждом веке, в каждом десятилетии есть свои гении. Наша работа — разыскать их. И вот еще что. Есть одна вещь, которая здорово играет нам на руку. Очень богатые мужчины почти всегда безобразны, грубы, невежественны и неприятны. Они — бандиты, чудовища. Только подумайте, какими умственными способностями

обладает человек, который проводит всю свою жизнь, накапливая миллион за миллионом, — Рокфеллер, Карнеги, Меллон, Крупп. Это — уже ветераны. Нынешние — столь же отвратительные типы. Промышленники, спекулирующие на войне. Они омерзительны. И неизменно женятся на красивых женщинах, а те выходят за них замуж из-за денег. Красавицы рожают уродливых бесполезных детей от своих уродливых алчных мужей. Они проникаются ненавистью к своим мужьям. Им становится скучно. Они начинают интересоваться искусством. Покупают картины импрессионистов и ходят на концерты Вагнера. И вот на этом этапе, мой дорогой сэр, можно собирать плоды — они созрели. На сцене появляется Освальд Корнелиус и предлагает оплодотворить их подлинной спермой Вагнера.

— Вагнер тоже уже мертв.

— Я просто пытаюсь показать вам, что будет представлять собой наш банк спермы через сорок лет, если мы начнем сейчас, в 1919 году.

— А кого мы можем туда включить? — заинтересовался А. Р. Уорели.

— Кого бы вы предложили? Кто гений нашего времени?

— Альберт Эйнштейн.

— Хорошо, — согласился я, — Кто еще?

— Сибелиус.

— Великолепно. А как насчет Рахманинова?

— И Дебюси, — добавил он. — Еще кто?

— Зигмунд Фрейд из Вены.

— Он великий человек?

— Будет великим, — сказал А. Р. Уорели. — Его уже знают в медицинских кругах всего мира.

— Верю вам на слово. Продолжайте.

— Игорь Стравинский.

— Не знал, что вы разбираетесь в музыке.

— Конечно, разбираюсь.

— Я бы предложил художника Пикассо из Парижа, — сказал я.

— А он гений?

— Да.

— Что вы думаете по поводу Генри Форда из Америки?

— О, да, — воскликнул я, — Хорошая кандидатура. И еще наш король Георг Пятый.

— Король Георг Пятый! — закричал он. — А он-то здесь при чем?

— В нем же королевская кровь. Представьте себе, сколько способны выложить некоторые женщины за то, чтобы иметь ребенка от короля Англии.

— Вы мелете чепуху, Корнелиус. Не можете же вы ворваться в Букингемский дворец и попросить у короля сперму. «Ах, ваше величество, не будете ли вы так любезны, одолжите нам, пожалуйста, немножко вашей спермы». Вы с ума сошли!

— Подождите, — остановил я его, — вы еще и половины не слышали. Мы не остановимся на Георге V. Мы соберем королевскую сперму всех королей Европы. Давайте посмотрим, кто у нас есть: Хакон в Норвегии, Густав в Швеции, Христиан в Дании, Альберт в Бельгии, Альфонсо в Испании, Кароль в Румынии, Борис в Болгарии и Виктор-Эммануэль в Италии.

— Господи, какая глупость!

— Вовсе нет. Богатые испанские дамы благородных кровей готовы будут на все ради ребенка от Альфонсо. И так будет во всех других странах. Аристократия боготворит монархию. Поэтому нам необходимо иметь приличный запас королевской спермы. И я ее достану. Не беспокойтесь, обязательно достану.

— Безрассудный, невыполнимый трюк, — отрезал А. Р. Уорсли. Он положил в рот кусочек «Стилтона» и запил портвейном, испортив тем самым и вкус сыра, и вкус вина.

— Я готов, — медленно произнес я, — вложить в наше предприятие все сто тысяч фунтов до единого пенни. Вот насколько я считаю его глупым и безрассудным.