Мой, и только мой
Шрифт:
— Откройте дверь. — Джейн не на шутку перепугалась, оставшись с ним наедине в маленьком, без единого окна классе. — Мы сможем поговорить в моем кабинете.
Кэл занял прежнюю позицию у стены, со скрещенными на груди руками. На шее пульсировала синяя вена.
— Мне так и хочется разорвать тебя на куски.
Джейн охватила паника. Теперь она поняла, почему руки скрещены у него на груди, а пальцы упрятаны под мышки: он едва сдерживал себя.
— Нечего сказать? Как же так, доктор Дарлингтон? При наших прежних
Джейн пыталась успокоить себя, убедить, что волноваться не о чем, он просто узнал, что она совсем и не шлюха, и пришел, чтобы излечить рану, нанесенную гордости воина. Господи, мысленно взмолилась она, не допусти ничего другого.
Кэл медленно двинулся к ней, она инстинктивно подалась назад.
— Как ты можешь с этим жить? — рявкнул он. — Или мозгов у тебя так много, что не осталось места для сердца? Ты думала, что мне наплевать, или рассчитывала, что я никогда ничего не узнаю?
— Узнаешь? — едва слышно выдохнула она, упираясь спиной в исчерченную мелом доску.
— Так вот, профессор, мне не наплевать. Не наплевать! Джейн бросило в жар, одновременно ее прошиб пот.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Чушь собачья. Ты лгунья.
Он надвинулся на нее, ей же горло словно забила вата.
— Я хочу, чтобы ты ушел.
— Конечно, хочешь. — Их лица почти соприкасались. Она уловила запахи мыла, шерсти, ярости. — Я говорю о ребенке, профессор. О том, что ты решила забеременеть с моей помощью. И насколько мне известно, сорвала банк.
Силы покинули ее. Она оперлась локтем о подставку для мела.
Только не это. Господи, только не это.
Ей хотелось уползти в темный угол, свернуться калачиком, чтобы никто ее не видел.
Кэл больше ничего не сказал. Просто ждал.
Она глубоко вдохнула. Уже поняла, что уверения в обратном не помогут, но едва сумела найти нужные слова:
— Теперь тебя это не касается. Пожалуйста, забудь об этом. В ту же секунду он схватил ее за плечи и оторвал от классной доски. Губы его побелели. Вены набухли еще сильнее.
— Забыть? Ты хочешь, чтобы я забыл?
— Я не думала, что тебя это так взволнует! Я не думала, что для тебя это будет иметь хоть какое-то значение!
Его губы едва шевельнулись:
— Имеет.
— Пожалуйста… я мечтала о ребенке. — Она скривилась: пальцы Кэла впились в предплечья. — Я не хотела втягивать тебя Считала, что ты ничего не узнаешь. Я никогда… никогда такого себе не позволяла. Я ничего не могла с собой поделать… а по-другому не получалось.
— Ты не имела права.
— Я знала… знала, что поступаю нехорошо. Но в то же время ничего нехорошего в этом не видела. Я могла думать лишь о ребенке.
Он отпустил ее, и Джейн видела, с каким напряжением дается ему контроль над собой.
— Были и другие способы. Без моего участия.
— Банки спермы исключались.
В его взгляде
— Исключались. Надо же. Извини, я в ученые не вышел. Деревенщина, знаешь ли. Уж объясни почему.
— Мой ай-кью — сто восемьдесят.
— Поздравляю.
— Моей заслуги в этом нет, так что гордиться нечем. Такой я родилась, но иногда это скорее проклятие, чем дар Божий, и я хотела обычного ребенка. Поэтому так тщательно выбирала отца. — Она тоже скрестила руки на груди, подбирая слова, дабы еще больше не разозлить его. — Мне требовался мужчина с… э… со средним интеллектом. А в банки сперму обычно сдают студенты-медики.
— Не каролинские тупицы, которые зарабатывают на жизнь гоняя мяч по полю?
— Я знаю, что использовала тебя, — ее пальцы начали крутить пуговицу на платье, — но в данный момент я могу только извиниться.
— Ты можешь сделать аборт.
— Нет! Я люблю этого ребенка всем сердцем и не хочу даже слышать об аборте!
Джейн думала, что он начнет спорить, но Кэл молчал. Она повернулась и отошла к стене, на безопасное расстояние, оберегая себя, оберегая ребенка.
Она слышала, что он идет за ней, чувствовала спиной его буравящий взгляд.
— Тогда поступим следующим образом, профессор. Через несколько дней мы оба отправимся в соседний Висконсин, где репортеры не будут нам докучать. Там и поженимся.
Джейн ахнула, с такой ненавистью он выплюнул последнее слово.
— И не рассчитывай на рай в коттедже с розовыми стенами, потому что этот союз рожден в аду. По окончании церемонии мы расстанемся до рождения ребенка. Потом разведемся.
— О чем ты говоришь? Не пойду я за тебя замуж. Ты не понимаешь. Мне не нужны твои деньги. Ничего мне от тебя не нужно.
— Мне без разницы, что тебе нужно, а что — нет.
— Но почему? Зачем?
— Не хочу плодить беспризорников.
— Этот ребенок не будет беспризорником. Я…
— Заткнись. У меня вагон прав, и я позабочусь о том, чтобы получить их все, вплоть до договора о совместной опеке, если я сочту, что он мне необходим.
— Совместная опека? — вскинулась Джейн. — Этому не бывать! Ребенок мой.
— Зря ты так думаешь.
— Я тебя к нему не подпущу!
— Ты потеряла право голоса, как только приступила к исполнению своего мерзкого плана.
— Я не пойду за тебя.
— Пойдешь. И знаешь почему? Потому что я скорее уничтожу тебя, чем допущу, чтобы мой ребенок родился вне брака.
— Сейчас другое время. Одиноких матерей миллионы. Люди не придают этому никакого значения.
— А я придаю. И послушай меня. Попытаешься взбрыкнуть, я потребую полную опеку! И затаскаю тебя по судам, пока не разорю.
— Пожалуйста, не делай этого. Ребенок мой! И только мой!
— Скажешь об этом судье.
У нее перехватило дыхание. Боль в груди не давала произнести ни слова.