Мой конь розовый
Шрифт:
– Как знать, как знать… Чужая душа – потемки… А своя – и вовсе того. Всё нюансы, всё оттенки… Знаете ли, древние мастера живописи – отличали тридцать тысяч оттенков каждого цвета!.. А что говорим в обиходе: «красный», «синий», «зеленый»… Так нам удобней и проще… Разве что-то происходит с людьми? Гадали, искали – рукой махнули! Звучи себе гордо… Вот и митингует!
Романист умолк. Уставился на предводителя женской компании. Даже издали видно было как жемчужно сверкали дождевые капли на его кожаном пальто, на стеклах модных очков с двойной планкой-переносицей. Женщины-соседки по столу заметили «своих» мужчин и мстительно переглянулись. Дескать, вот, и
– Небось на наш счет, – заметил поэт. – Представляю, что о нас с вами ими сказано! И бездари мы, и буки, и высокомерные ничтожества». Эх, что есть – истина?
– Тридцать тысяч нюансов… А ведь и нам пора. Видать, скоро обед. Что-то еще скажет мне документалистка про… желудок!
– Пусть хоть и желудок… Лишь бы не излияния о своей собачьей любви…Идемте, что-то озяб я… Вот вы прозаик и высокомерничаете, меня, поэта, так себе, небрежненько третируете… Дескать, мысли – у вас, прозаиков. Дескать, у нас, у поэтов их нет – поэтому – рифмы, строфы, образность и всякая живописность. А знаете о чем я подумал? Женщина дана природой – как затруднение, как осложнение. Но как необходимое! Чтоб жизнь была содержательней, многомерной, с подтекстом – и так далее. Как, скажем, та же рифма в поэзии. Ведь пишут иные без рифм – свободные стихи, белые стихи… И что же? Облегчение-то облегчением – а на пользу ли? Много ли охотников читать белые стихи, свободные стихи, верлибры всякие? Не то! Немузыкально! Подлинный поэт рад трудной рифме! Одолел рифму – и добыл заодно новизну, обогатил стихи. Образ или ассоциацию, метафору или сравнение. Интересней! Я за рифмы, я за женщин, за рифмующуюся жизнь и за трудную поэзию жизни… Вот так, уважаемый товарищ прозаичный шкап!
«Метафоры-притчи-идиомы…»
Кооперативники – народ нетерпеливый. Потребовали на общем собрании, чтоб раздали ключи, не ожидая бытовки… То кабель-«воздушку» не принимает комиссия, то газовая инспекция заартачилась – вводы не покрашены, то лифты без обученного персонала не пускают в ход… Председатель правления подробно объясняет каждому – что и где трет, почему дело на мертвой точке. Объяснит – потом вдруг замолчит, смотрит на собеседника: догадается ли?
Чего уж, все грамотные, все догадливые. Помолчат оба, и председатель, и пайщик, смотрят в ожидании друг на друга, как заговорщики…
– Что, опять надо дать?
– То-то ж… Все жить хотят. Причем – хорошо жить хотят!
– Сколько?
– Этого я не знаю… Вообще я ни-че-го не знаю! Ваше дело. Без меня, без меня! – Перед лицом своим поднимает председатель руки с вывернутыми наружу ладонями.
И опять кооперативщики, чаще всего в этом активничают женщины, «пускают шапку по кругу»… И чуть ли ни каждую неделю подъезды оглашают возгласы. Друг другу – словно некогда последнюю фронтовую сводку сообщают: кратко, деловито, на ходу и исчерпывающе: «Воду дали!», или: «Газ включили!».
Пайщик уходит. К твердому выражению заговорщика на лице прибавилось еще что-то зыбкое – точно по первому предзимнему заморозку на почве закружила едва зримая снежная крупка. Он идет медленно: думает. Он догадлив и прикидывает в уме число червонцев, которые завершат в доме бытовку. Конца-краю нет. Смена обоев на моющиеся. Врезка форточек. На устройство газонов. Решетки на балконах… Еще и такая мысль: а не участвует ли председатель в этих «надо дать»? Не получает ли свою лепту? Наконец, не сам ли подсказал – водопроводчикам или там газовикам –
Подвел всех телефон. Казалось, тут-то все в порядке. Давно, еще три года назад, при организации ЖСК, самый первый председатель предложил – «для ускорения телефонизации» – всем внести полста… Зато телефон, мол, ждать не придется – сам будет ждать жильца! Почти все уплатили. Даже квитанции какие-то получили…
И вдруг – телефоны только через год! Как да почему? Председатель поднимает перед лицом руки с вывернутыми наружу ладонями. Смотрите, мол, никаких ваших денег у меня в руках нет! «Не знаю! Вы не мне платили! Сам – вот квитанция – внес полста!..».
На телефонном узле о деньгах впервые слышат. За три года тоже сменилось несколько начальников… «Да что вы такое говорите! Знать не знаем! Кому платили – с того и спрашивайте!». И в бухгалтерии – то же. Концы в воду. Идиомы и метафоры». Нет телефонов – ждите в общей очереди!..
Легко сказать: «ждите!» Как люди когда-то жили без телефона? Уму непостижимо! И стал я бегать к автомату. Одной «двушкой» не позвонишь: то автомат их проглатывает – точно пенсионер таблетки. Надеясь ими вернуть себе молодость, то – «вышел», «позвоните еще раз», «Иван Петрович на совещании». Нужны «двушки»!
Наш дом уже ожесточил всех, у кого только бывают эти «двушки»: лотошниц, киоскерш, кассирш… Норовишь обменять себе в убыток – отдать за «двушку» семишник, за несколько – гривенник и еще поблагодарить, фальшиво расчувствовавшись… Кончилось, на всем свете больше нет их в помине, двухкопеечных монет! «Отстаньте! Надоели! Ваш дом уже в печенках у всех сидит!» – отчитывают нас разменщицы.
Ясное дело, с кем-то стыковались по-крупному. Рублевый счет с кем-то. Упредили. Все грамотные, все догадливые. Знать, все хотят жить – нет, хорошо, хотят жить!.. Эпитеты, метафоры, идиомы… Куда уж там: целые присказки да притчи!..
Куда идти? Куда идти? «Кому нести кровавый ротик, у чьей постели бросить ботик и дернуть кнопку на груди? Куда идти? Куда идти?» Ах, поэзия! Даже ты – вопрошаешь – не отвечаешь!
Знаю куда! Как же это я раньше не допёр! Не додул, не смикитил, зря скрипел мозгой… Идиомы-метафоры-эпитеты! На что-то и мне должен ведь пригодиться божий храм! Этот великолепный бело-голубой шатер, которому со всех сторон закрыли небо железобетонные башни. Куда только делось его старо-сокольническое благолепие! Смущен, смущен храм этими непрошенными железобетонными соседями. Как-то заглянул в энциклопедию: построен в 1913 году архитектором Толстых: всего-то четыре года до революции. Какая недальновидность!.. А теперь «моральное истребление», как говорят архитекторы.
Жаркий июнь – время тополиного пуха. Асфальт пружинит под ногами как торфяной наст. Вокруг церкви не видать старушек-«божьих одуванчиков». На них ныне держится вера. Тщедушные, в черном, точно грачи, они в дни служб так и липнут к храму, к дебелому «отцу Ивану». Ими полны скамейки в саду, церковный двор, сама церковь. Дверь в храм открыта – проветривает свои каменные внутренности…
Поднимаюсь на ступеньки, вхожу. Пусто… Ан – нет: свято место пусто не бывает! Идиомы, метафоры, присказки. Вот они, «божьи одуванчики». Три старушки – одинаково тщедушненькие, одинаково в черном, стоя у высокого стола – быстро-быстро пересчитывают медь. Она прямо-таки шелестит, журчит в их сухоньких пальцах.