Мой кот и я

Морозова Дарья

Интересно, откуда у него такая нелюбовь к слезам? Рыжик с самого маленького возраста не любил, когда я плакала. Может, так у всех котов? Какая-то особая непереносимость слёз. Но, скорее всего, Рыжик просто старается меня так утешить. В конце концов, я тоже не знаю, что делать с плачущими людьми. Эти укусы кошачий эквивалент моего – «всё будет хорошо».

Бабушке мама обо всём рассказала. Бабушка сразу же захотела приехать, но мы убедили её, что справимся сами.

Я чувствовала очень сильную вину за то, что из-за меня волнуются мои близкие. Как я могла не заметить автобус? Ну как? Я же всегда так осторожна, так внимательна!

Как

же я себя ненавижу!

– Нужно где-то костыли достать, – задумалась мама.

– Мне кажется, у баб Нади были.

– Позвоню тогда Дине. А то бабушка волноваться начнёт.

Так Дина, мамина крестная и по совместительству тётя, узнала о произошедшем.

После небольшого завтрака – поесть я так толком и не смогла, кусок в горло не лез – я решила всё-таки поспать. Мама занялась своими делами. А я находилась в полудрёме. Полностью уснуть мне не удалось. Я всё думала о произошедшем. Как так могло получиться?

Я задумалась о своей жизни, стала анализировать поступки. Кому я сделала такое зло, что со мной произошла такая ужасная ситуация? Ведь всё и всегда имеет какую-то причину. Для чего мне этот урок, что я должна из него вынести?

Время от времени мой мозг вспоминал этот ужасный момент, когда автобус заставил меня упасть на асфальт.

– Я дойду до бабушки за бадиком, – предупредила перед уходом мама. – Тебе что-нибудь купить?

– Нет, ничего не нужно, – покачала головой я.

Я взяла с полки телефон и стала отвечать на многочисленные сообщения. Моя лучшая подруга была в шоке от всего произошедшего. Понимаю её смятение, ведь из Питера она могла помочь словесной поддержкой, но мне и этого было достаточно.

Потом мне позвонил водитель автобуса, решивший быть очень участливым и правильным. Далее вся коммуникация у него была с моей мамой и Диной. Мне не хотелось вообще никаким образом контактировать с этим человеком. Не самая взрослая позиция, конечно. Но в том состоянии я навряд ли могла объективно воспринимать реальность.

Единственное, чего мне хотелось, чтобы меня просто не трогали, а я могла утонуть в пучине жалости, вперемешку с ненавистью, к себе.

В ногах уютным клубочком свернулся Рыжик. Даже от обычно спокойного кота исходила тревога. Он прекрасно чувствовал настроение в доме, пропитанное страхом и панике, тоже невольно поддавшись ему.

Глава 2

На следующий день мы отправились в травмпункт, где я должна была наблюдаться. В этом месте я безумно разочаровалась во врачах, потому что лечить свою ногу я буду следующих восемь месяцев.

Все врачи в травмпункте были личностями малоприятными. Их будто бы раздражало то, что к ним вообще кто-то приходит на приём.

Если честно, я всегда думала, что врачи очень добрые люди, которые выбрали свою профессию из большой любви и желания помогать. Но мои розовые очки достаточно быстро разбились.

С таким безразличием я ещё никогда не сталкивалась в своей жизни. В очередной раз я убедилась, что с котами общаться намного приятнее, и вообще я хочу дом в лесу, чтобы больше вообще не контактировать с людьми. И автобусами.

Это был выходной день, дежурство явно не доставляло удовольствие хирургу. Но неужели нельзя было быть чуть более обходительным с человеком, который двадцать четыре часа назад пережил психологическую

травму? Где, чёрт его дери, врачебная этика?

У меня тоже не было особого желания ехать в травмпункт. Это физически было не так-то просто. Оказалось, что нашу квартиру и лифт разделяет целая полоса препятствий из порогов. На самом деле, перепрыгнуть их не так сложно. Но у страха глаза велики, и я очень боялась запнуться и упасть. Добраться до лифта – это еще половина дела. Дальше нужно было спуститься по ступенькам, преодолеть еще один порожик, а оказавшись на крыльце дома, преодолеть еще одну провалившуюся ступеньку.

И это еще не всё! Доехав на такси до травм пункта, нужно было ещё допрыгать до крыльца.

В общем, в тот момент я имела полное право грубить, потому что моё утро второй день подряд по истине дерьмовое.

Вспоминая по крупицам все моменты, хотелось встать горой за прошлую себя и разорвать на кусочки всех, кто относился к ней неподобающим образом.

Я немного заторможенно отвечала на вопросы врача, где-то подсказывала мама, что выводило из себя доктора.

– Давайте, будет говорить кто-то один, – рыкнул он.

Мою ногу толком не осмотрели, сделали кое-как перевязку и приладили гипс, который уже не подходил к ноге. Мне было неудобно, на просьбу сделать другой гипс – отмахнулись, сказали, что и так нормально. Отпустили с рекомендацией обрабатывать свежие ссадины водкой. Наверное, чтобы мне жизнь вообще мёдом не казалась и ещё больше травмировать ткани.

К сожалению, в тот момент у нас не было денег, чтобы обратиться в платную клинику, к хорошему врачу (спойлер: с платной клиникой нам в итоге тоже не повезло, но об этом позже) и у нас не было знакомых врачей, чтобы обратиться к действительно талантливому специалисту.

Большую часть времени я спала. Это была моя защитная реакция ото всех проблем, которые в одночасье свалились на меня и мою семью. Рыжик меня в этом занятии всецело поддерживал, вытягивался вдоль моей больной ноги и дремал. Общественному настроению мой кот больше не поддавался, вернув себе привычное спокойствием, стараясь делиться им, чем я невольно проникалась, хоть и совсем ненадолго. Время от времени Рыжик выводил меня из моих невесёлых дум, от которых по щекам струились слёзы, шлёпая меня по лицу своей когтистой лапой, либо начинал кусать за руки, злобно отведя уши назад.

Я переключала своё внимание на Рыжика. Старалась успокоиться и не выводить питомца на негативные эмоции. Он переживал, ему не нравилось видеть, что я плачу. Но из-за своего сурового характера Рыжик не умел был нежным котиком, который утешит своим мурлыканьем, прижмется или будет тереться, щекоча своими усами. Да и я наверняка ещё больше раскисла бы от таких нежностей. Поэтому грубая кошачья сила – идеальное лекарство от депрессивного эпизода.

Меня охватило некое оцепенение. Оно пришло сразу, ещё двадцать девятого апреля на пересечении Московской и Астраханской улиц. Наверное, это было к лучшему, не знаю. В тот момент у меня не было никаких эмоций. Мне не хотелось плакать от страха или кричать от злости. Хотя и на то, и на другое я имела полное право. Но моя психика решила, что лучшим вариантом для меня будет просто впасть в эмоциональную тишину. И, если честно, поначалу я не была против. Но со временем жить в таком состоянии стало не то, чтобы трудно – невыносимо.