Мой личный чародей

Анненкова Ирина

Лишь когда голова чернокнижника отлетела от туловища и, неровно и глухо стуча, покатилась прочь, я увидала, как от останков, в которых теперь трудно было признать человека, отделилась исполинская мрачная тень. Клубясь, словно грозовая туча, она постепенно перетекла в уродливую харю. Волна понимания и лютой ненависти исказила ее, едва безумные призрачно-дымные глаза остановились на мне. В тот же миг тень сложилась в огромное копье, которое, не задумываясь, ринулось вперед и пробило мою грудь, швырнув меня на пол. Выгнувшись, я захрипела.

От такого

удара я была должна умереть в тот же миг. Однако этого не происходило. Моё тело жгло огнем, выворачивало наизнанку, ломало на части, но конец не наступал. Зловещее копье одновременно убивало меня и не подпускало ко мне смерть. И вот тогда мне стало понятно, что имел в виду Сивелий, говоря, что его гибель будет страшнее жизни.

Заклятье, наложенное чернокнижником на собственную душу, обрекало меня, его убийцу, на вечную смертную муку.

Черное копье мстительно подрагивало в моей груди. Казалось, оно, насыщаясь моими страданиями, становилось всё плотнее, всё материальнее, грозя перейти из мира призраков в мир живых. Наверное, если бы случилось что-либо подобное, на земле появился бы такой запредельный сгусток зла, что противопоставить ему было бы нечего.

Но… окутанный магией призрак вонзился в сердце уже не человека, а оборотня.

Моё изломанное, корчащееся от боли тело, стремительное и сильное тело змеевихи, словно налилось свинцом — так тяжело, так невозможно было оторвать от пола даже палец. А моя человеческая сущность, это жалкое, слабое создание, от которого уже почти ничего не осталось, больше не могла мне ничем помочь.

Ну, и бес с нею.

Собрав воедино каждую оставшуюся крупинку воли, пьянея от боли и ненависти ко всему мирозданию, я рванулась навстречу туманному копью, вбирая в себя его потустороннюю мощь. А агонизирующий человек обрывками своей магии каким-то чудом подтолкнул меня вперед, объединяя наши силы в этом самом последнем рывке.

Гаснущим взглядом я ещё успела увидеть, как зловещий призрак разлетелся на тысячи брызг, но уже не смогла этого осознать. Всё, что от меня осталось — это исковерканное тело с дымной дырой в груди.

— Пей! Ну же, Славка, ну пожалуйста! Ещё хоть один глоток!

Горячие густые капли потекли по моим губам. Затем соленая влага попала на язык. Я почувствовала, как по моему телу прокатилась нетерпеливая дрожь — с такой силой всё моё существо устремилось к этим драгоценным каплям.

— Смотри-ка, ресницы дрогнули, — прощебетал над ухом нежный голосок. — Добрый знак!

— Не знаю, что там за знак, — устало ответил измученный голос, от звука которого я затрепетала, — но если она сейчас не выпьет ещё хоть чуть-чуть, то все наши усилия пойдут насмарку. Ты же слышал, что сказал Тешен.

— Не пойдут, — уверенно чирикнул голосок. — Посмотри-ка: она задышала.

— Слав, Славка! Очнись! — в мою шею ткнулось что-то мягкое и щекотное. — Немедленно прекращай меня пугать! Дар, может мне ее укусить?

— Я тебе укушу! — пригрозил усталый голос.

— Не, ты зря, —

не сдался мягкий и щекотный, — однажды знаешь, как помогло?

— Степ, уйди от греха.

— Не уйду, — сварливо огрызнулся Степа, — даже не мечтай. Эй, Славка, открой глазки! А ну, открывай сейчас же, кому говорю!!

— Славушка, ну, давай же!

По моим приоткрытым губам потекла тонкая струйка солёной влаги, и я негромко застонала от удовольствия. Чудесная жидкость, растекаясь по языку, буквально возвращала меня к жизни. Её теплый источник, словно почувствовав мою жажду, мягко прикоснулся ко рту. Глоток, ещё один… внезапно я ощутила, как ручейки доброй силы устремились в каждый уголок моего тела, и нетерпеливо распахнула глаза.

Так, оказывается, я по-прежнему нахожусь в "своих" покоях в Дыре. Точнее, лежу на полу — примерно там же, где упала, сраженная призрачным заклятием. Как ни странно, у меня ничего нигде не болит — вернее, я практически не ощущаю собственного тела, и уж тем более почти не могу заставить его пошевелиться. Но, по крайней мере, чувствую себя живой…

Дар, растрепанный и осунувшийся, стоял на коленях, прижимая к моим губам своё кровоточащее запястье и пристально вглядываясь мне в лицо. От любимого веяло таким отчаянием, что, мгновенно испугавшись, я дернулась к нему, пытаясь обнять его слабыми, совсем непослушными руками. Вздрогнув, он уставился на меня, а затем, быстро наклонившись, прижался сухой горячей щекой к моему ледяному лбу.

— Успел! — выдохнул он.

Руки не желали повиноваться своей хозяйке, но всё-таки, задыхаясь от усилия, я сумела затащить их на плечи чародея и попыталась притянуть его к себе.

— Ну вот, я же говорил, — нежно пропел незнакомый голосок, — всё будет в порядке.

— Это я, я говорил! — ревниво мяукнул Степка и подсунул голову мне под локоть, пытаясь оттереть Дара в сторону. Посопев, кот глубокомысленно добавил: — Ведь недаром же я ей целую жизнь отдал, одну из своих девяти! Ну, почти целую и почти отдал…

В переводе с кошачьего на человеческий это означало лишь одно: Степа замучил всех окружающих ценными советами по моему спасению. Достал, наверное, до зубовного скрежета…

— Не ссорьтесь, — прошептала я пересохшим ртом. — Дайте лучше попить. Нет, мой хороший, не твоей крови, а просто воды.

— Вот чего нет, того нет, — укоризненно сообщил кот, неизвестно к кому обращаясь.

— Ты ж здесь, вроде, старожил, — подначил его обладатель нежного голоса. — Не знаешь, где раздобыть водички?

Молча выпрямившись, Дар приподнял меня под плечи и выдернул прямо из воздуха большую глиняную кружку. Холодная вода потекла по моему подбородку, но я даже не заметила этого. Жмурясь от восторга и захлебываясь, я наслаждалась каждым глотком.

Насладившись сполна, я немедленно начала дрожать от холода: грязная, изодранная в клочья и намокшая от крови рубаха ничуть не защищала ни от промозглой сырости воздуха, ни от ледяного каменного пола, от которого меня отделял лишь влажный ковер.