Мой любимый ангел

Мэйтленд Джоанна

Я буду и дальше следовать его совету, подумала Эйнджел, ожидая, когда кончится приступ, чтобы подняться с кресла. И никто, ни тетя Шарлот, ни кто-то другой, не заставит меня выйти снова замуж, ведь это ничего не даст, кроме боли и страданий. Променять независимость… на что? В лучшем случае на возможность с кем-то общаться, а в худшем – на рабство.

Ну уж нет, это исключено. Я никогда не выйду замуж. Ни за что.

* * *

– Миледи…

Эйнджел с трудом разлепила веки. Как долго она спала?

– Миледи, приехал граф, требует вас. Говорит, не

уйдет, пока вы не выйдете.

Эйнджел потрясла головой, пытаясь прояснить мысли. О чем она?

– Какой граф, Бентон?

– Граф Пенроуз, кузен вашей милости.

Эйнджел села так быстро, что у нее закружилась голова.

– Граф Пенроуз? Здесь? Что ему от меня нужно?

– Уиллет сказал ему, что ваша милость неважно себя чувствуете, но он отказывается уходить. Говорит, если вы не спуститесь к нему, придет сюда, в спальню.

Эйнджел поставила ноги на пол. Боль как будто утихла. Хорошо, что она не выпила снотворное, которое предлагала Бентон.

– А тетя знает, что граф здесь?

– Нет, наверное, миледи. Уиллет хотел ее позвать, коли вы спите, но граф сказал… – Бентон покраснела. – Он сказал, что будет говорить только с вами, и больше ни с кем.

Эйнджел нахмурилась. Было понятно, что граф выразился не так. По какому бы делу он ни явился, ясно – он настроен недружелюбно. Надо пойти и встретиться с этим незнакомым кузеном. И дать ему понять, что как глава семейства Роузвейлов она никому не позволит себя запугивать, пусть он даже граф.

– Принеси мне платье и причеши меня, чтобы его сиятельство не думал, что мы тут невесть какая деревенщина.

Бентон неуверенно улыбнулась.

– А ее милость позвать? – спросила она, укладывая последнюю прядь.

– Ммм… – Эйнджел подумала о враждебном отношении тети к кузену Фредерику и как та обрадовалась, когда появился Пьер. Старая леди может наговорить лишнего, оказавшись лицом к лицу с человеком, которого считает своим врагом. – Нет, не надо, – сказала она решительно. – Я сама справлюсь.

Она направилась к двери, по дороге бросив взгляд на себя в зеркало, чтобы убедиться – она выглядит вполне достойно. Траур кончился, и Эйнджел надела серое платье, элегантное, но неброское, вполне подходящее для вдовы и женщины ее положения в обществе.

Макс расхаживал по гостиной вот уже почти час. Задержка нисколько его не остудила. Так он и поверил, что эта дамочка больна – просто хотела избавиться от непрошеного визитера. Не на того напала!

Главное, чего хотел Макс, так это чтобы она пришла одна, потому что боялся не сдержаться, если с ней явится ее тетка. Эта старая грымза поддерживала маркиза, когда тот оскорблял тетю Мэри, а теперь вытащила, точно кролика из шляпы, этого французика. Неужели она в самом деле думает, что эта вопиющая ложь сойдет ей так просто? Наверняка помогала своей племяннице распространять дурацкие слухи. Эти гарпии небось думали, что если слухи о внезапно объявившемся наследнике разойдутся по Лондону, то это увеличит шансы их протеже.

Наследник, как же! Самозванец – вот он кто!

Двустворчатая дверь открылась. Высокая статная женщина в полутрауре на мгновение застыла в проеме, затем чуть заметно кивнула головой и шагнула вперед,

позволив дворецкому закрыть за собой дверь.

Женщина не говорила ни слова и не протянула руки. Она оценивающе смотрела на него, как и он на нее. Он не назвал бы ее красивой, нет, выражение ее лица было для этого слишком сурово, но волосы – точно серебро! Каково! Знаменитые волосы Роузвейлов, унаследованные еще от первой баронессы, жившей сотни лет назад, и не встречавшиеся ни у кого в ветви, к которой принадлежал он сам. Может, она думает, что Макса, с его темными волосами, просто подбросили вместо настоящего Пенроуза?

Да нет, вряд ли ее волнуют такие подробности. Воина, выходящего на поединок, интересует не цвет волос противника, а умеет ли он сражаться. Женщина, глядевшая на него холодными оценивающими глазами, достойный противник. Надо быть осторожным.

Макс поклонился, не опуская взгляда. Она присела в легком реверансе – минимум того, что требовалось правилами приличия.

– Как я понимаю, вы хотели меня видеть, кузен Фредерик?

У нее был низкий голос, немного резкий. Интересно, она нарочно обратилась к нему по имени, которое он терпеть не может? Так его звали только отец и дед, а он ненавидел их обоих, возненавидев и имя, которым они его называли.

– Я благодарен вам, мэм, за то, что вы, больная, нашли в себе силы подняться с постели, чтобы принять меня. Надеюсь, вы полностью оправились? – Он заметил вспыхнувший в ее глазах гнев. В точку попал! Важно заставить ее все время защищаться.

– Вы слишком добры, сэр. Как я поняла, вы желаете обсудить со мной какое-то важное дело? Что-то неотложное?

– Именно, мэм. – Макс ожидал, что она предложит ему сесть, но не тут-то было. Она просто стояла, глядя на него, и все. Казалось, он застал ее врасплох. Вот и хорошо, так и задумывалось. – Я должен потребовать у вас объяснений по поводу откровенного жульничества, которому вы содействуете. Вы…

– Ничему я не содействую! – воскликнула женщина. – Как вы посмели предположить такое?!

– Не делайте из меня дурака, кузина, – парировал Макс. – Я прекрасно знаю, что за слухами, гуляющими по Лондону, стоите вы и ваша тетка. Я лишь удивляюсь, как это вы до сих пор не заявились в город с вашей французской марионеткой на ниточке. Предупреждаю вас – я не потерплю попыток подорвать мое положение. Даже от женщины. – Последние слова вырвались у него невольно, и Макс сам не узнал свой голос, настолько грубо он звучал. Макс умолк. Эта женщина таки вывела его из себя, а этого позволять нельзя. Он всегда гордился своим умением обходиться с женщинами, но эта…

Она стояла, задрав подбородок и уставившись на него своими пылающими гневом синими глазищами. Лицо ее как будто побледнело, или, может, это просто казалось из-за горевших на щеках красных пятен. Женщина сделала шаг вперед, словно хотела ударить его, хотя руки держала тесно прижатыми к бокам. Чувствовалось, что самообладание дается ей с трудом.

– Надо ли понимать это так, что у вас есть доказательства вашего возмутительного утверждения?

– А нужны ли они, эти доказательства? Для меня вполне достаточно уже того, что вы не спрашиваете, о чем идет речь.