Мой любимый дикарь
Шрифт:
— А вы бы не проявили враждебность, если бы вернулись в Англию после длительного отсутствия и обнаружили, что ваша репутация и ваша работа украдены? — спросил Соммерсет. Он поднялся из-за стола и отошел к одному из высоких окон.
— Я думал, что он умер, — запротестовал Лэнгли.
— Конечно, я был бы зол. — Хоторн вздохнул и обвел взглядом присутствующих. Всех, кроме Беннета. — Это было плохо. Очень плохо. Но ради блага ассоциации и ее будущего, думаю, нам следует проявить… благоразумие.
Остальные собравшиеся одобрительно закивали. Беннет
— Иными словами, вы обрекаете меня остаться здесь, в Англии, с погубленной репутацией.
— Думаю, мы можем периодически то здесь, то там упоминать, что, возможно, капитан Лэнгли пошутил, описывая вас. — (Взглянув на самодовольную физиономию Трашелла, Беннет ощутил острое желание расквасить ему нос.) — Итак, будем голосовать, или кто-то не согласен? Соммерсет?
— Я воздерживаюсь, — сказал герцог. — Мне кажется, голосование здесь неуместно.
— Вы все — чертовы лицемеры. — Беннет развернулся и выскочил из комнаты. Черт! Он должен был понять. В Лондоне и в джунглях действуют совершенно разные законы. В Конго, по крайней мере, присутствовала определенная логика. Закон выживания.
— Капитан!
Беннет остановился в дверях Эйнсли-Хауса.
— Не думаю, что вы сейчас хотите со мной поговорить, Соммерсет.
— Даже не сомневайтесь. — Герцог подошел к нему, и оба медленно пошли вдоль подъездной аллеи. — Перевес голосов был слишком велик.
— Вы не голосовали.
— А какая разница? Результат все равно был предопределен. А так я просто сохранил лицо.
Соммерсет определенно провел больше времени в джунглях Лондона.
— Вы, по крайней мере, честны.
— Беннет, вы же знаете, что я вам верю.
Беннет фыркнул и махнул груму, чтобы тот привел Ареса.
— Считайте, что я тронут.
— Кроме того, я собираюсь дать вам один совет. Вы можете, принять его или нет, но выслушайте меня. — Герцог еще больше нахмурился. — Я предлагаю, чтобы вы на время оставили свое мнение о Лэнгли и его книге при себе. Иначе на вас ополчится вся ассоциация, и вы никогда больше не уедете из Англии. Все они чрезвычайно влиятельные люди. Второе…
— Извините, герцог, но не пошли бы в…
— Второе. — Соммерсет возвысил голос. — Найдите, ваши чертовы дневники и покажите их в редакции «Таймс». Или же отправляйтесь домой в Теслинг, и учитесь быть землевладельцем. Или сами финансируйте свои экспедиции. Может быть, доберетесь до Брюсселя.
Герцог вернулся в дом. Беннету очень хотелось его еще раз обругать, но останавливало одно: Соммерсет был прав. Дневники — его билет из Англии.
Глава 17
Лэнгли и я были здесь первыми белыми людьми. Дэвид ожидал, что нас будут приветствовать как богов. Я же не был удивлен, когда оказалось, что туземцы считают нас больными и сомневаются, действительно ли мы мужчины. Некоторые правила одинаково
Из дневников капитана Беннета Вулфа
— Надеюсь, ты на меня не сердишься, — тихо сказала Оливия и взяла Филиппу за руку. Они обе только что вышли из дверей Эддисон-Хауса. — Ты же знаешь, он хотел соблазнить тебя, Флип. Понимаю, ты считаешь его очаровательным, но что, если бы мама и папа увидели, как ты тайком пробираешься в гостиную? И только тебе пришлось бы справляться со всеми последствиями, а вовсе не сэру…
— Бога ради, Оливия, прекрати болтать и вдохни, наконец, иначе потеряешь сознание.
— Но я хочу знать, что ты меня простила. Филиппа улыбнулась.
— Я тебя прощаю. — Правда, она подозревала, что не была бы столь милосердной, если бы ей, в конце концов, не удалось уложить Беннета в свою постель. Но ей сопутствовал успех, а сам факт, что Ливи не побоялась встретиться ночью лицом к лицу со знаменитым путешественником, не мог не вселить в душу Филиппы уважение к сестре. — К тому же ты передала мне лилии, которые он принес.
— Я не должна была этого делать. Беннет Вулф — дикарь, и даже если он женится на тебе, то не перестанет быть им.
— Он не дикарь.
— Но, Флип, он же забрался в окно! Ограничившись ни к чему не обязывающим кивком, Филиппа слегка ускорила шаг. Отправиться на прогулку было идеей Оливии. Видимо, она хотела улучить момент и поговорить с сестрой с глазу на глаз. Проблема заключалась в том, что было больше десяти часов. Беннет уже должен был предстать перед Африканской ассоциацией. И Филиппа не находила себе места от беспокойства.
— Необходимо отдавать себе отчет: если ты хочешь, чтобы он продолжал ухаживать, то не должна поддаваться обольщению. Мужчина может говорить разные приятные вещи, но все это лишь проверка. Он никогда не сделает тебе предложение, если ты ляжешь с ним в постель до свадьбы.
Филиппа, не сдержавшись, громко прыснула.
— Я говорю серьезно, Флип.
Филиппа честно попыталась собраться с мыслями.
— Я знаю, Ливи. И какими бы глупыми ни казались мне некоторые принятые в обществе правила, я понимаю, что ты беспокоишься обо мне. — Она вздохнула. — Но согласись, лилии были прелестны.
— Да, но это только цветы. Ты должна мне верить. У меня больше опыта в общении с мужчинами, чем у тебя.
Филиппа понимала, что может рассказать Ливи кое-что такое, что заставит сестру покраснеть.
— Я учту твой совет, — сказала она, отчаянно сожалея, что у нее нет карманных часов, чтобы узнать точное время, — но я не готова отказаться от Беннета. — Одна только мысль о том, что она может его больше никогда не увидеть, вызывала тошноту и головокружение.
— Ты сегодня утром разговаривала с мамой или папой? Им не очень понравилось то, что произошло вчера в Лэнгли-Хаусе, — сказала Оливия и помахала знакомому, шедшему по другой стороне улицы.