Мой любимый друг
Шрифт:
– А ты мне на что? – хохотнул он и без предупреждения подхватил девушку на руки, и закружился на месте.
– А… Отпусти!
– Не-а!
– Паша!
– Ни-за-что!
Алина смеялась, Пашка широко улыбался, а прохожие разглядывали счастливую парочку, и у них на душе становилось теплее.
Друзья не расставались до самой темноты. Гуляли, ели мороженое, ужинали хот-догами на скамейке в парке, слушали музыку, катались на детских качелях, кормили уток и не хотели уходить домой.
– Пора, – со вздохом сказала Алина, глянув на часы. – Уже десять.
– Мы совершеннолетние,
– Паш, я замёрзла.
– Прости, не подумал.
Он бы с радостью снял с себя футболку и отдал её подруге, но подумал, что Алина вряд ли обрадуется, если он будет ходить по улице с обнажённым торсом. Хотя… Нет, не стоит её пугать.
Проводив подругу домой, Пашка ещё какое-то время побродил на свежем воздухе и только после этого отправился домой. Мать как раз примеряла обновки, когда он зашёл в квартиру.
– Пашка, глянь, как тебе? – Алевтина Анатольевна повертелась в ярко-синем платье перед сыном, юбка взлетела вверх, обнажив стройные лодыжки.
Одежда сидела прекрасно, но не это впечатлило Пашку. Глаза. У Алевтины Анатольевны горели глаза.
– Мам…
– Что? – женщина остановилась и с улыбкой посмотрела на сына.
– Ты красавица. И всё у нас будет хорошо.
Глава 40
В воскресенье отсыпались все. И даже жаворонок Алина предпочла подольше понежиться в тёплой постельке. Впрочем, и погода способствовала ничегонеделанию. С утра зарядил дождь, и тучи не спешили покидать небо. Вера Георгиевна, кряхтя и ругаясь, отправилась на работу и через пятнадцать минут вернулась, вспомнив, что у неё законный выходной.
Пашка весь день провёл с мамой, помогая ей избавиться от вещей, когда-то дорогих сердцу, а ныне приносящих лишь боль. У самой женщины рука не поднималась, сынуля же подобных трудностей не испытывал. Часть отправилась в мусоропровод, а другая – в коробку, чтобы позднее отдать её отцу.
– Завтра встречаетесь? – как бы невзначай поинтересовался Пашка.
– Да, – кивнула Алевтина Анатольевна, не глядя не сына. – Завтра твои родители официально разведутся.
– Ну и хорошо.
В понедельник она отпросилась у Кирилла, пообещав тому напечь целую гору пирожков с клубничным вареньем. И к обеду уже была свободной женщиной. С квартирой, и так доставшейся ей от родителей, но без дачи и машины. Впрочем, водить её Алевтина всё равно не умела. Новая пассия Костика дожидалась в «ласточке», но бывшую супругу это почему-то никак не тронуло. Может быть, она и правда мужа не любила.
– Здрассьте, – с лёгкой улыбкой кивнула старшая госпожа Романовская будущей.
Девушка растерянно моргала, не зная, куда девать глаза. Алевтине стало её немного жаль.
– Аль, ты прости меня… – пробормотал Костик, глядя на носки своих парадных лаковых туфель.
– Да иди ты… с миром, – хмыкнула она. – Пашку только не забывай, хорошо?
– Хорошо.
Алевтина внимательно посмотрела на бывшего мужа и попыталась вспомнить, когда в последний раз слышала от него «я тебя люблю», когда в последний раз он её целовал. Не дежурный
– Кость?
– Что?
– Когда мы разлюбили друг друга?
Впервые за последнее время он посмотрел ей в глаза:
– Я не знаю, Аль… Знаешь, мне кажется, ты меня и не любила. И, прости, я тебя, кажется… тоже никогда не любил…
Он ожидал, что Алевтина сейчас хорошенько съездит ему по лицу и приготовился держать удар, но пронесло. Задумчиво кивнув, она вздохнула. Валун на плечах раскололся и осыпался на землю маленькими камешками.
– Кость, зачем мы вообще поженились?
– Ну… – задумался он. – Родители настаивали… Да и Верка твоя по большой любви замуж выскочила. Ты тоже так хотела. Да и я был не против.
– Да… Видимо, так оно и было. Будь счастлив, Кость…
– Ты тоже, Аль.
С отцом Пашка отказывался не только встречаться, но и разговаривать по телефону, да тот и не настаивал. Скоро должна была родиться дочурка, и всё своё время он посвящал беременной любовнице.
– Паш, ты ненавидишь папу? – спросила у друга Алина, когда они во вторник возвращались домой. День выдался насыщенным, и они еле волочили ноги.
– Ненавижу? – удивился парень. – Нет. Не думаю, что это ненависть. Я… Думаю, я разочаровался в нём. Учил меня быть честным, не лгать, не предавать, а сам… В общем, пока я его видеть не хочу.
– Понимаю.
– Алинка, ты же знаешь, что я не такой?
– Конечно, не такой! – не колеблясь, воскликнула она. – Ты самый лучший!
Каким бы уставшим он ни был, но сил хватило, чтобы закружить девушку в объятиях прямо посреди двора, окружённого равнодушными сплетниками.
Помимо проблемы с отцом, у Пашки добавилась ещё одна. И там, где он совсем не ожидал. Если раньше он боялся провалить сессию из-за английского, то теперь опасался вылететь из универа из-за немецкого. Уж неизвестно, чем он так мог насолить молоденькой преподавательнице Елене Юрьевне, но та то и дело его вызывала и отчитывала перед всей группой, непрозрачно намекая, что ей он зачёт не сдаст.
– Месячные у неё, что ли? – качала головой Женька, собирая тетради в бежевую холщовую сумку с рисунком чёрного подсолнуха. – Вот какого она к тебе прицепилась!
– Только Алинке не говори, – попросил Пашка. – Волноваться будет.
– Не скажу. Пока не скажу. Но если что…
– Я сам ей скажу, если не смогу с немкой договориться.
– Хочешь, я с тобой позанимаюсь? – предложила девушка. – Не скажу, что сама хорошо понимаю, но всё-таки.
– Не, я сам попробую! – улыбнулся парень.
– Но если что…
– Я запомнил!
К концу недели стало совсем худо. Немка зверела так, что Пашка предпочитал её урокам занятия по английскому. По сравнению с Еленой Юрьевной Ольга Никифоровна выглядела ангелочком. И главное, никто не понимал причину подобного поведения.
Никто, кроме самой преподавательницы и того, с кем она уединялась на кафедре немецкого языка, когда пустел универ.
– Лёшка, щекотно! – хохотала Елена Юрьевна, шутливо вырываясь из объятий длинноволосого любовника.