Мой марафон
Шрифт:
— Выбивать,— сказал я.— Как ковёр, да?
И тут папа схватил меня и несколько раз стукнул. Прямо по штанам. Я, помню, очень обиделся и стал надевать пальто.
— Уйду,—сказал я.—Ну вас.
— Уходи,— ответил папа.— Можешь и ночевать не приходить.
— И пожалуйста,— сказал я. Кажется, я даже хлопнул дверью.
Бьют ещё, думал я, когда шёл по лестнице. Что я такого сделал? Никогда не буду разговаривать с ними. Тогда узнают. Только знаками, как немой: дай поесть или там... пришей пуговицу... Это очень легко. А если вдруг
Во дворе никого не было. Шёл дождь, и уже начинало темнеть.
Нарочно вот промочу ноги и заболею. Долго буду болеть, а разговаривать не буду. Даже когда жар. И уколов делать не дам. Узнают тогда. Пускай хоть все врачи из поликлиники сбегутся. И все сестры...
Я замёрз и вошёл в подъезд. Там я прочитал правила пользования телефоном-автоматом — они висели в деревянной рамке — и ещё, что «задолжавших квартиросъёмщиков просят внести...».
Наверно, уже чай пьют. С конфетами, которые вчера мама купила. Ну и пожалуйста. Очень нужен их чай! Буду здесь стоять, пока с голоду не умру. Потом мне показалось, что я уже заболел. Конечно, вот голова закружилась, и в животе как-то не так. Может, упаду сейчас, а они выйдут и наткнутся...
— Тебя что, домой не пускают?
Это сказала Верка, из квартиры напротив. Чего она вышла и торчит? Кажется, выбросила мусор — ну и иди!.. Стоит тут.
— Кто не пускает? Захочу и пойду. И я позвонил в нашу дверь...
Но тогда я тоже был маленький, а вот этим летом...
Мы с папой поехали в гости к Игорю Петровичу. Он живёт за городом — там, где работает. Ехать к нему надо на электричке, а потом автобусом. Мне у них нравится, потому что рядом лес и речка, а дома каменные, как в городе. Даже странно. А люди какие-то вежливые — не как в городе: все друг с другом здороваются.
У Игоря Петровича сын, Генка. Он на два класса младше меня, но ничего — говорить с ним можно. А играть даже интересно. Только к нему всё время девчонка ходит. Знаете какая? Из восьмого класса. Он говорит, что дружит с ней. Вот чудак! Разве можно с такой дылдой дружить? А вообще эта Оля тоже ничего. Всякие загадки знает и рассказы. Например, как сделать из мухи слона? В жизни не догадаетесь! Менять можно только одну букву. Сказать? Вот как:
— Муха-Мура-фура-фара-кара-карё-кафе-кафр-каюр-каюк-крюк-урюк-урок-уток-сток-стон и слон.
Я даже не понял несколько слов, но не спросил, а Генка спросил, и Оля объяснила.
— А можете все эти слова сказать быстро-быстро? — ещё спросил
Генка.— Как, знаете, такая скороговорка есть: «Карл украл у Клары кораллы»?
— «Клара украла у Карла кларнет»,— как пулемёт, протараторила Оля, и это у неё здорово получилось.
— Я тоже украл,— сказал я.
— Что?! — спросила Оля.
— Врёт он,— сказал Генка.
— Вот и не вру,—сказал я.—Время. У нашей учительницы.
— А я так прятать умею,— сказал Генка,— никто не найдёт. Спорим?
— Лучший в мире пряталыцик, да? — сказала Оля.
— Смотря где.— Это я сказал.— В лесу, конечно. А попробуй в одной комнате да на кухне.
— И спрячу. Спорим, не найдёшь.
— Спорим, найду.
— Ну вас,—сказала Оля.—Я домой.
Она ушла, а Генка сказал:
— Давай сейчас! Что спрятать?.. Хочешь, мамину помаду? Или пaпину ручку?
— Хоть десять рублей. Всё равно найду.
Мы долго ничего не могли выбрать, а потом Генка предложил:
— Вот папины очки. Только больше часа не искать. Я время замечу. Иди на лестницу.
Я вышел из квартиры, а он пока прятал очки. Дверь я не совсем закрыл, и, по-моему, он возился на кухне. Но начать я на всякий случай решил с комнаты.
— На что спорим? — спросил я, когда уже скинул одеяло с Генкиной кровати, вывернул наволочку и выбросил половину учебников из левого ящика стола.
Я торопился и поэтому не стал застилать постель и наводить порядок. Потом вместе уберём.
— На пятьдесят щелчков,—сказал Генка.
— Двадцать пять хватит,— сказал я, потому что мне было его жалко. Конечно, в комнате я ничего не нашёл, но всё-таки всё перевернул вверх дном. Даже интересно было смотреть: как будто они переезжают на новую квартиру.
Не прошло и двадцати минут, а я уже был на кухне. Здесь было трудней — потому что и так беспорядок, особенно в шкафу. Я даже просыпал на пол какую-то крупу и опрокинул немного варенья.
— Что, нашёл? — сказал Генка.— Уже тридцать одна минута.
— Всё равно найду,— сказал я и поднял с плиты сковородку.
В это время и пришли Игорь Петрович и мой папа.
— Что за разгром? — спросил Игорь Петрович.
— Саня ищет,— сказал про меня Генка.
— В чём дело, ты можешь объяснить? — спросил папа отчётливым голосом.
Я объяснил.
— Ты всё-таки старше,—сказал мне папа.—Надо немного соображать... Немедленно приберите. Ну!
— Мы поспорили. Я должен найти,— сказал я.
— Никаких «найти»,— сказал папа.— Сейчас же всё убрать!
Он отнял сковородку и подтолкнул меня к двери комнаты. Но в комнату я не пошёл, а остался стоять в коридоре.
«Что он раскричался? — думал я.—Ничего плохого я не сделал, кажется. Подумаешь, крупу рассыпал. Значит, кричать надо? Теперь вот проиграл из-за него двадцать пять щелчков! Кричит, как на маленького...»
— Пойдём! — позвал Генка.
Небось смеётся сейчас: думает — влеплю двадцать пять штук.
— Спор не считается,—сказал Генка.
— Очень мне нужны твои милости,— ответил я и пошёл в ванную.
Подумаешь, пожалел. Какой добренький...
Я задел полотенце, отмахнул его, и с полки слетела мыльница. Прямо в ванну. Даже проехалась, как шайба по льду.