Мой неверный муж
Шрифт:
— Я гоню, да? — прикусила щеку, рассматривая подругу.
— Конечно, нет! Просто ты думаешь, что твой муж чем-то отличается от других. Нет, Поль. Они все немножко трусы. Молчат о проблемах, пока петух капитально не клюнет или пока помирать не соберутся. Может, и твой так? Может, нет никакой бабы. А если есть… — задумалась. — Проследи за ним, нежданчик на работе устрой, посмотри, что там за курочки ходят. Интуиция, знаешь ли…
— Я не хочу, Вер, — устало ответила. — Следить, выпытывать, ловить. Я хочу, чтобы мой муж был честен со мной. Сам! Если у него не хватает яиц на банальную
— Так, не раскисать, Крамер! — Вера в шутку иногда звала меня девичьей фамилией. — Давай в субботу на танцы, м? Давно не ходили.
У нас с Верой еще с молодых ногтей была обоюдная любовь к танцам и песням. Мы пронесли ее, как и нашу дружбу, сквозь года. Раз в месяц-два устраивали себе загул в караоке или в клубе. Это обязательно хорошие заведения: без пьяных приставучих мужиков, с хорошей музыкой, без малолетних наркоманов и обязательно с хорошей охраной. Марат со скрипом, но отпускал. Знал, что если будет включать властного пластилина, то и его мужские сабантуи закончатся. Все честно.
— А давай!
С Маратом у нас так и не состоялось необходимого разговора. Я так и спала в гостевой спальне, а он дулся. Ночью приходил и ложился рядом, но приставать не пытался. Я мысленно дала ему неделю. Если не созреет, поставлю вопрос ребром. Как именно, пока не знала. Но начну говорить, и понимание придет. У нас обоих небольшая передышка друг от друга: Марат с отцом улетел в Нижний Новгород. Вернется в воскресенье утром. Вот и поговорим.
В субботу днем я отвезла детей к свекрови. Она часто на выходные их забирала, если у нас не было каких-то общих планов и семейных выходов.
— Мои дорогие, — мама Жанна обнимала Ильдара. Лиана начала взрослеть и уже не так открыто принимала ласку. Более сдержанно. Маленькая фифочка. Так я, смеясь, называла ее. — Поля, — погладила меня по руке, — пойдем, чаю выпьем.
Мы говорили обо всем и ни о чем. Она старательно избегала темы близнецов и Динары. Вероятно, вторая семья стала отнимать львиную долю из отведенного старшей жене. Господи, какая дикость!
— Мама Жанна, можно задать вопрос?
Я хотела поковыряться в ее ранах, но не могла без разрешения. Уверена, она поняла, о чем хочу спросить.
— Говори, Поля.
— Вам было больно, когда Адам Даниярович сказал, что хочет другую женщину? Простите, мама Жанна, но… Но мне нужно знать…
Она как-то тяжело вздохнула, улыбнулась грустно, на меня смотрела каким-то обреченным взглядом.
— Было, Поля, было. Столько лет вместе. Мы рано поженились. Мне девятнадцать, ему двадцать. Он у меня первый и единственный. Я верю, что тоже была для него все эти годы единственной. Когда начались осложнения в родах, и мне матку вырезали, отец Адама требовал развестись со мной или взять еще одну женщину в дом. Один ребенок для Загитовых — это очень мало. Адам защитил меня. Любил меня. Оберегал все эти годы. Я думала, что так всегда будет, потом он пришел… Первым порывом было оттягать Динару за волосы, а его отчихвостить так, чтобы забыл думать о второй жене! — она замолчала, смиряя эмоциональный порыв. — Поля, я слишком хорошо знаю наших мужчин… Хотя, наши не так уж сильно отличаются от ваших православных.
Она очень внимательно на меня посмотрела. Поняла, что думала о возможности уйти. Развестись и жить дальше без мужчины, для которого она потеряла ценность.
— Полина мне шестьдесят. Мне уже не перед кем демонстрировать характер. Если не можешь повлиять на ситуацию, попробуй подстроить ее под себя. Я с радостью принимаю близнецов, когда их привозит Адам. Чудесные малыши. Муж рад. Он целует мне руки, говорит, что у меня большое доброе сердце, дарит подарки. У Динары молоко пропало. Она злится на Адама, пилит его. Он все чаще берет детей и привозит мне. Аллах все видит, — и вознесла молитву. — Динара неблагодарная, и ее наказывают за это.
Мама Жана верила, что Аллах карает предателей. Только как же быть с самим Адамом Данияровичем. Он — не предатель? Да, все не просто и не ясно, и я точно поняла, что не хочу так.
— Поля, у вас с Маратом все нормально? — обеспокоенно поинтересовалась. Да, мои вопросы, как и подавленное состояние, сложно определить иначе как «у нас все плохо».
— Все хорошо, — я поднялась. — Поеду, наверное. Марат только завтра возвращается…
— Завтра? — слегка удивилась мама Жанна. — Адам говорил, что сегодня.
— Да? — улыбнулась и попрощалась с ней. — Наверное, я не так поняла. Иль, Лиана, прощаемся, я поехала, — позвала детей.
Может, Марат вообще никуда не ездил? Тогда, где он сейчас? Мигрень снова сдавила виски. В последнее время она измучила меня. Думаю о муже и физически больно становится.
— Привет, — набрала его в мессенджере по видео.
— Здравствуй, Поля… — и с жадностью мое лицо взглядом обвел. Наигранной?..
— Так ты когда прилетаешь: сегодня или утром? — не стала его подлавливать, что знаю о изменениях в расписании. И так ясно, что муж врет мне. Вопрос только в том как сильно, насколько давно и найдет ли смелость признаться в глаза?
— В девять вечера самолет. Часов в одиннадцать уже буду. Поменяли билеты.
На заднем плане маячил Адам Даниярович и еще какие-то мужчины. Марат выглядел уставшим и слегка раздраженным. Видимо, переговоры прошли не совсем гладко.
— Хорошо. Я вечером с Верой иду танцевать. Дети у твоей мамы.
— Тебе не кажется, что это лишнее, когда муж в отъезде.
— Марат, я не спрашиваю разрешения. Просто предупреждаю.
— Полина, — чеканил каждый звук моего имени, но его нетерпеливо позвал отец.
— Пока, — только и сказала. Он тоже сухо попрощался, оглядываясь на мужчин. Слишком занят.
Мы с Верой поехали в клуб вдвоем. На наши тусовки мужчин не брали. Ее муж ни в чем не провинился, но тоже остался дома. Мы пили коктейли, танцевали, ни на кого не обращали внимания. Я бросила телефон в сумку и не смотрела на него в течении всего вечера. Прилетел ли Марат не знала. Я его предупредила. Мне нужны позитивные эмоции. Силы для рывка. В чем-то он прав. Время на подумать вышло у нас обоих.