Мой очаровательный оригинал
Шрифт:
Зашивают раны на сердце теперь –
После тебя: ты разорвал всю меня изнутри
На части, на стекла, на бесцветные камни,
Неровные, некрасивые, с острыми гранями.
Оставил во мне всё это "богатство",
Лично отправил на казнь беспощадно.
Под конец куплета идет переход на крещендо и чистый звук. На припеве использую высокий
– Я не ангел, ты слышишь меня?
Не идеал. Во мне тоже есть тьма,
Есть дефекты, душевные муки.
Ты не один не уверен в себе.
Ты не один убегаешь от правды,
Порой я тоже боюсь, но с тобой
Хочу пережить все невзгоды;
Но…
Ты каждый раз, боясь отпустить,
Противоречишь себе и уходишь.
Я не знаю, вернешься ли ты?
И, если да, вынесу ли я это снова?
Я устала тебя догонять, молча ждать,
И каждый раз не терять надежду – а вдруг?
Вдруг ты обнимешь и скажешь: "Свободен я,
И отныне с тобой навсегда".
Снижаю голос и пою второй куплет чистым микстом, придерживаясь гладкости звучания:
– Океан в лучах заката
Соль мою уносит вдаль:
Забирает себе мои слезы
И крики. Пусть. Мне не жаль.
Скажи, ты знал исход любви?
Да-да, нашей с тобой беды?
Любовь – беда для тех,
Кто не умеет безусловно любить.
А ты не умеешь, ты из тех,
Кто бросает, боясь отпустить.
Во второй раз пою припев, уже расширяя объем, добавляя в бэлтинг больше чувств и экспрессии. На последних строчках снижаю громкость, выдыхаю очень тихий субтон, заменяя звук "а" на придыхание.
В третий куплет вступаю с микстом, включаю красивые мелизмы.
– Ты считаешь себя не достойным любви,
Всюду ищешь в себе недостатки,
Стены бьешь каждый раз, боясь жадной тьмы,
Что в тебе обитает, покой не дает обрести.
Ты считаешь себя не достойным меня,
Всюду
В сердце бьешь каждый раз, боясь нашей любви,
Что в нас обоих живет, дает свет обрести.
Снова двойной припев: мощнейший бэлтинг, эмоциональный срыв и финишный глухой звук, ставящий красивую точку в песне.
Последняя нота вылетает из моих пальцев, и я поднимаю глаза на профессора, ожидая каких-либо слов.
– Глубокое исполнение. А еще интересный выбор. Почему любимая песня на английском? У тебя же в основном испанский репертуар, ты говорила.
– Это задание от киностудии, – поясняю я. – Меня попросили написать песню для саундтрека к экранизации одного очень известного испанского романа. Она непременно должна была быть английской. И я основательно подошла к этому делу, прочла книгу, после сценарий, плюс позаимствовала историю подруги. А потом села ее писать. В итоге, я и не заметила, как она стала моей любимой. В эту песню я вложила слишком много чувств.
Мужчина кивает, в его глазах отражается понимание. Он отходит от рояля, звонко постукивая тростью об пол. Останавливается неподалеку, опираясь обеими руками на бронзовую рукоять металлической трости.
– Я еще на прошлом занятии заметил, твой голос – твой инструмент. Очень сильный. – Он задумчиво вздыхает. – Грудной механизм… великолепный. Чередование ярких звуков и придыхания… этот прием тебе дается очень хорошо, намного лучше всех моих студентов. Ты отлично работаешь с дыханием. Филировка звука также на протяжении всей песни очень профессиональная. Еще я услышал в некоторых местах прелестную мелизматику. Не понимаю, зачем тебе нужен я? – шутливым тоном спрашивает Герман, по-доброму улыбнувшись мне и наклонив голову набок.
– Эта песня отыграна мной много раз, я ее технике уделила больше времени, нежели в случае с остальными моими песнями. Возможно, по этой причине вы сейчас хвалите меня?
– Нет, девочка моя. Как раз твой ответственный подход к делу, твой усердный труд, полная отдача показывают твою профессиональную грамотность. Ты себя без музыки не представляешь, верно? – Он смотрит на меня отцовским взглядом, и во мне пробуждается желание высказаться, поделиться, раскрыться, но я изо всех сил сдерживаю порыв. Я ничего не говорю, но он отвечает за меня: – Верно. По глазам вижу. Ты и музыка – одно целое. Хочется верить, что так будет и дальше. Ты молодец, девочка.
У меня возникает ощущение эмоциональной уязвимости, когда он это говорит. Хочется обнять, но я всё еще не могу это сделать. Только не мужчину.
– Спасибо, – почти сухо отзываюсь я, насильно уводя взгляд от умных и выразительных глаз, по углам которых расползаются старческие морщинки.
Я совсем не ощущаю себя в опасности рядом с ним, не вижу в мужчине угрозу, едва ли не впервые в жизни меня накрывает относительное спокойствие.
– Теперь хотелось бы послушать самую недооцененную песню, – просит профессор, внимательно глядя на меня.