Мой папа самый лучший
Шрифт:
Однажды в кадр затащили и Палыча, сорокалетний мужчина в скромной одежде, явно выбивается из стаи молодых и дерзких, одетых в кожаные куртки, джинсы и ботинки с металлическими элементами.
Были фото и из взрослых клубов.
Где бы ни был Мирон — во рту неизменно палочка здоровья, иногда фингал под глазом.
А вот на крылечке родной милиции, в обнимку с растерянным лейтенантом.
— Жесть! — ахаю на шестом-седьмом фото. — Я так понимаю, что это самые скромные кадры из твоего архива?
— Самые-самые скромные.
— Зачем Палыч делал эти
Мужчина хмыкает.
— Признаться я часто забывал о событиях минувшей ночи, потому что… Ну ты не маленькая, должна понимать.
Мотаю головой и смотрю следующие фотографии.
— Ми-иро-он, — порицая, я тяну его имя, на миг встречаясь с глазами лазурного оттенка и снова впиваюсь взглядов экран.
— А где Палыч? — между делом спрашиваю я.
— Умер.
Застываю на месте.
— Года три назад. После бурных лет я поддерживал с ним общение. Помогал. Но виделись из-за рутинных дел редко. Когда я приехал на похороны, его родственники передали мне этот телефон. Это было одно из последних его пожеланий. С тех пор я берегу этот мобильник, как память о буйной молодости и о Палыче.
Да, печально, когда все проходит.
— Ты общаешься с кем-то из вашей секретной компании?
— Конечно. У нас ей суперсекретный чат, в который не пускаем никого из посторонних. Ни жен, ни мужей, никого, — подчеркивает Потемкин.
— Круто! Вы сохранили дружбу несмотря ни на что, — улыбаюсь и возвращаюсь к телефону.
Листаю последние фото и удивляюсь, когда вижу знакомое лицо.
— Вадим?
Мирон кивает и почему-то хмурится.
— Кречетов переехал в поселок за год, как нашу веселую банду накрыли.
— Но вы с ним даже работаете вместе.
Собеседник изменился в лице.
— Вадим уволился.
— Как? — моргаю от новости. — Почему?
Мирон протянул руку явно за мобильником. Иду к крытой площадке и вкладываю телефон Палыча в его ладонь.
— Не знаю. Какая-то муха укусила, — уклончиво отвечает Потемкин. — Ну что, Лиза, ты позавтракала?
Глава 12. Неправильные люди
Лиза
Потемкин был готов вот-вот сорваться с места.
— Позавтракала, но вопросы еще не закончились, — куй железо, пока горячо! — Если ты думаешь, что провокационными фотографиями отвлечешь меня от сути, Мирон, то ты ошибаешься!
Акцентирую внимание на последнем слове, чуть ли его не прошипев. Вскидываю уверенный взгляд и анализирую его реакцию. Мое вполне себе дерзкое заявление, заставило Потемкина остаться сидеть на месте.
— Мы только с тобой по-человечески разговаривать стали, а ты опять хочешь все испортить, Лизонька, — с раздражением отчеканил он.
— Все как раз с точностью да наоборот, Мирон, — качаю головой, — не ты ли предложил вскрыть все карты? Секреты? Ведь сейчас весьма удачные обстоятельства, почему бы тогда не пойти до конца?
— Я не понимаю, о чем ты, Лиза, — в отрицание уходит он.
— Я дала согласие на твое предложение, надеясь, что ты расскажешь
— Например? — Потемкин подозрительно прищуривается.
— Я хочу узнать о матери Авроры. Хочу знать, что с ней произошло? Если она жива, то почему не участвует в жизни ребенка? И это все не для праздного любопытства, Мирон, — пытаюсь я достучаться до человека, сидящего напротив меня.
Я говорю без нажима. С участием. И с желанием разобраться во всем для того, чтобы создавать что-то новое вместе. Но, к сожалению, по внешнему виду мужчины я вижу, что он воспринимает мое желание, мягко говоря, неохотно.
— Лиза, — он недовольно скрежещет зубами, — я тебе откровенно показал, каким я был много лет назад.
— Нет, Мирон, — перебиваю его и мотаю головой, — ты таким остаешься и по сей день, только методы у тебя изменились. От откровенной провокации и демонстрации своих взглядов ты перешел к манипуляции и шантажу!
— Да что ты такое говоришь? — нервически хмурится Потемкин.
— А то, что зная о моем расположении к Авроре, ты чуть ли не шантажом заставил меня дать согласие на регистрацию брака! — чувствую, как в жилах начинает бурлить кровь.
— Ты сейчас серьезно? — он подается вперед.
— Если бы я не согласилась, ты сам сказал, что все бы закончилось, Мирон. А значит, мое общение с Авророй сошло бы на нет.
— Это было бы логичным исходом, — как ни в чем не бывало, объявляет мужчина, а вот мне после его слов не хватает воздуха, и в груди вспыхивает возмущение.
— Ты не говоришь мне правду, потому что это изначально не входило в твои планы! — осеняет меня.
Господи, какая же я дура!
Опираюсь локтями о бедра и хватаюсь за голову, осознавая, что я стала жертвой грамотной манипуляции и своих собственных страхов! Четко ощущаю, как внутри гулко бьется сердце. Выпрямляюсь и устремляю свой взор на собеседника.
— Какую семью ты стремишься, Мирон, построить, если будешь закрывать глаза на то, что ты на самом деле ее не хочешь?! Ты хочешь, чтобы твоя мама перестала ставить тебе в пример большинство женатых друзей. Постоянно напоминать, что у них уже куча детей, а некоторые из них даже уже ждут внуков! Мне неудивительно, что Дарья Филипповна тоже хочет нормальной обычной семьи. Но весь секрет в том, что тебе не нужна обычная жизнь, Мирон!
— Я разве обещал тебе, что расскажу о своей личной жизни, Лиза? — строго заметил он.
Разочарованно качаю головой от того, что человек меня не слышит.
— Я хотела помочь твоей дочке, которой явно не хватает твоего понимания и твоей поддержки, а ты решил воспользоваться мной, и прикрыться перед Дарьей Филипповной, создав видимость семьи?
— Я не понимаю, с чего ты завелась?
— А с того, что я как наивная дурочка надеялась на твои искренние честные намерения по отношению ко всем нам! Ко мне, к Авроре, к Дарье Филипповне. Но на самом деле ты думаешь, только о своей упитанной заносчивой заднице! — выплевываю слова прямо в лицо Мирону, тыча в его сторону пальцем, и после поднимаюсь на ноги.