Мой покойный муж

Бакулина Екатерина

Гордан неуверенно оглянулся, куда-то в сторону зала.

— Он слишком занят, да? — сказал тихо.

Да, Нэт слишком занят другими, чтобы смотреть в мою сторону.

Я тогда ответить так и не смогла, только чуть дернула плечом.

— Вы чувствуете себя одиноко? — спросил Гордан. — Покинутой?

Слишком прямо. Бесцеремонно. А еще в этом было столько понимания, что меня задело.

— Это не ваше дело, — сказала я.

— Простите.

Но ни капли сожаления. Вот тут, наверно, Гордану стоило бы смутиться, но он не смутился.

Стоял, разглядывая меня. Наверно, я не вписывалась в какие-то его представления о том, как быть должно.

— Мы с Этардом предпочитаем не вмешиваться в личную жизнь друг друга, — сказала я, слишком откровенно вышло, почти неприлично для разговора с посторонними. Но мне вдруг захотелось объяснить. — Поэтому я не покинута и не одинока. Я сама по себе.

— Женщина не должна быть сама по себе.

— Полагаю, это тоже не ваше дело, милорд, — сказала я.

Он покачал головой, словно говоря, что я не права снова. Но промолчал. Долго стоял, разглядывая меня.

— А знаете, вы очень красивая, — сказал он. — Просто удивительная… когда я увидел вас… понял, что не встречал раньше такой женщины, как вы…

Облизал губы, собираясь с силами.

— Конечно, знаю, — сказала я. — Мое положение обязывает едва ли каждого встречного мужчину говорить мне это.

Гордан усмехнулся.

— Нет, вы не понимаете. Я… говорю правду. Действительно то, что думаю, а не просто дежурный комплимент.

— Верю, — сказала я. — Не зря же я трачу столько денег на лучших парикмахеров и портных. Красота дорого стоит, но возможности у меня есть.

Вот тут он, все же, смутился. Я действительно плохо вписывалась в его представления о том, какой должна быть женщина.

— Вы не справедливы к себе, — сказал Гордан. — Ваша красота особенная, она идет изнутри…

— Давайте не будем, — я прервала его. — Простите, я не хочу это слушать. Если действительно хотите что-то сказать мне, расскажите о себе… как живется там, в вашем Гиллесе. Чем вы занимались?

— Боюсь, ничего интересного…

— А вы попробуйте, — сказала я. Даже сама не знаю для чего. Просто долгий душный вечер, я устала и… почему бы и нет? Отвлечься. Послушать что-то новое, для разнообразия.

Он рассказал.

Сначала осторожно, неуверенно, потому все больше входя во вкус. Ничего особенного, просто истории из своей жизни. И я вдруг поймала себя на том, что слушаю с интересом, сама рассказываю что-то о себе. Ничего личного, просто мелкие повседневные воспоминания детства… о разном…

Он просто говорил… как умел. И я тоже.

Это оказалось неожиданно приятно. Легко.

Мы стояли там и разговаривали. Я не пыталась понравиться ему, не пыталась соответствовать его ожиданиям, мне было все равно. Никакой симпатии тогда к нему не возникло. Я не думала, что что-то может зайти дальше одного разговора. Болтовня ни о чем. Но как-то неожиданно Гордан оказался приятным собеседником.

Мы стояли на балконе, а потом, когда внизу начали готовить

фейерверки, пошли в парк.

Нет, ничего, даже намека на какие-то объятья и поцелуи.

У Гордана жена, он считал себя очень верным и правильным мужем.

Но… как-то так вышло.

Прогулка верхом, две недели спустя. Не только мы, но и мы тоже… и как-то незаметно чуть отбились от остальных. А там речка и кувшинки… И я как-то невзначай сказала, что кувшинки такие красивые. А Гордан взял и полез их для меня доставать.

Вылез такой весь мокрый, в тине, но с охапкой кувшинок. Такой довольный собой. Я поцеловала его в щеку, в благодарность. А он вдруг покраснел… и поцеловал меня по-настоящему.

И как-то накрыло…

Я видела, что все это не игра, не ради забавы. Видела, что он пытался бороться с собой, но бороться не мог. Что я нужна ему. По-настоящему нужна. Он искал любую возможность быть со мной рядом. Это подкупало. Все это было со мной в первый раз, и я не могла не ответить на его чувства. Чувствовать, что меня безумно любят… невероятно. Счастье переполняло меня, я словно летала. Я, наконец, чувствовала себя настоящей нормальной женщиной, желанной, живой…

Чуть больше месяца это длилось. Знаю, что Нэт видел, но ни разу не пытался помешать мне, или, хоть как-то высказаться против. Не пытался осуждать. К своему удивлению я видела, что это задевает его, как бы он ни говорил, что дает мне свободу. Нэт стал напряженным и нервным. За этот месяц он несколько раз напивался так, как ни до, ни после, за все двадцать с лишним лет нашей жизни, я никогда больше не видела его таким.

Но меня это даже радовало, отчасти… Моя месть ему. Да! Пусть почувствует, каково это.

И все равно, Нэт меня не осуждал. А если и напивался, то исключительно потому, что ему вдруг так захотелось. Он так говорил. Моя жизнь его не волнует.

Зато осуждать принялся Гордан. Не то чтобы меня, а просто все это. Наши отношения.

Когда пена накрывшей волны немного сошла, Гордан начал страдать от того, что все неправильно. Я замужем, он тоже женат, и у него дети, и он не должен так себя вести. И я не должна. Это грех, подлость, прелюбодейство… Но и разорвать наши отношения у него не хватало сил. Отпустить меня не мог. Он целовал мне руки, он говорил, что не сможет без меня жить, что его сердце теперь принадлежит мне, и мы обречены страдать.

Я страдала. И даже плакала украдкой, не понимая, как быть.

А потом вдруг Гордан пришел и очень сухо и быстро сказал, что наши отношения нужно разорвать немедленно. Так будет правильно, он решил… А мне лучше на время уехать из Кетнаха.

Для меня это было ударом. Но, честно говоря, вздохнула с облегчением. Как бы хорошо мне ни было с ним, но постоянные упреки… мне было больно. Тогда я была благодарна Гордану за его мужество, что он решился признать и порвать разом. Я бы сама на этот шаг не решилась, по крайней мере, не решилась бы еще очень долго.