Мой помощник Карсыбек
Шрифт:
Тентекбай знай издевается.
Пришла Вера Аратюнянц, поглядела на стенку и ахнула. Ну, мазня! И, конечно, отобрала у Карсыбека кисть и ведро с краской.
— Учиться сначала надо, — сказала она.
А Тентекбай повертелся, похихикал и исчез. Кто-то сказал, что он уехал на разъезд. Карсыбек был доволен: все-таки недолюбливал он этого задиру. И еще потому радовался, что Тентекбай всем бы разболтал, как Карсыбек хотел стать маляром, хвастался напропалую, а Вере пришлось после его «работы» перекрашивать всю стенку.
Тентекбай пропадал на разъезде недели две. Что он там делал, никто не знал. Может быть, помогал
Но вот он снова появился в совхозе и пришел на строительство школы. А в тот день из столярной мастерской привезли новенькие парты: только покрась их — садись и учись.
Тентекбай подошел к Вере и сказал очень вежливо:
— Пожалуйста, дайте мне кисть. Я тоже хочу попробовать покрасить. Конечно, я не такой большой мастер, как Карсыбек, но, может быть, у меня выйдет не хуже, чем у него, когда он красил стену.
Вера пожала плечами и дала Тентекбаю кисть и черную краску.
Тентекбай начал красить. Тут же были, помогая рабочим, Карсыбек и Соня. Сначала они не обращали внимания на Тентекбая, который тихонько красил парты во дворе. Потом увидели, что покрашены парты не так уж плохо.
Соня сказала:
— Да ты молодец, Тентекбай!
А Тентекбай, не отвечая, красит и красит. Карсыбека даже в жар бросило: действительно, красил Тентекбай преотлично. Потом пришла Вера и просто ахнула: замечательно покрашены парты! Она мазнула кистью в трех или четырех местах, да и то больше для фасона. Как-никак, мол, я мастер. А мазать-то в тех местах и не надо было.
Что же оказалось? А ничего особенного. Тентекбай все эти дни помогал малярам на разъезде и очень старательно у них учился.
И наставил нос Карсыбеку.
Но все-таки Карсыбек, Соня и ребята их команд научились очень многому, помогая строителям школы. И это им пригодится впоследствии.
И знаете, что я вам скажу? Если бы мне было столько же лет, сколько вам, и если бы я кончал школу не тридцать четыре года назад, а теперь, ни за какие калачи не уговорили бы меня после школы остаться в городе.
Представьте себе, как это здорово: есть хлеб, зная, что он выращен тобою на той земле, которую ты пахал своим трактором! Этот хлеб обмолочен комбайном — и водил его ты. Вести грузовую машину где-нибудь в далекой-далекой степи, по новой дороге, — и это ты проложил на ней первую колею. Жить в доме или бывать в домах приятелей, построенных тобой. Греться в морозы около печки, тобой выложенной, покупать что-нибудь в магазине, где двери и окна сделаны тобой. Купаться в целинном водохранилище, плотину которого возводил и ты, наблюдая потом, как громадная пустая чаша до краев наливалась холодными вешними водами. Или читать при свете электричества, зная, что провода в этот дом проведены тобой, тобой поставлены столбы для телефона, по которому ты разговариваешь с родными или друзьями, живущими за тысячи километров… Знать, что без тебя не может работать трактор или машина, если ты механик; что в ясли и детский сад, где резвятся ребятишки новоселов целины, вложен твой труд, так же как в школу, где учат твою сестренку или братишку; в почту, куда ты заходишь, чтобы отправить письмо домой; в баню, где все вспоминают добром ее строителя и того, кто подвел к ней водопровод, и того, кто запрудил речку, откуда для бани подается вода, и тех, кто поставил на речке насос…
И
Карсыбек показывал мне людей, которые за год жизни на целине приобрели три и четыре подобные специальности.
И как это славно — ни от кого не зависеть, нигде не быть лишним человеком, потому что везде тебя хорошо примут, дадут жилье, а если прилежно будешь работать, так и заработаешь немалую толику денег. И для себя и для того, чтобы послать старушке матери… А как она будет радоваться за тебя!
И неужели кто-то из вас считает, будто куда лучше болтаться в городе, полировать тротуары, курить отцовские папиросы, держаться за его штаны, донимать свою маму капризами и хорониться за ее юбку, если тебе предлагают стать настоящим человеком?
Да, немилосердно жжет солнце в степи. Да, зимой вопят там ужасные бураны. Ни солнца, ни холода не боятся те, кто вчера и сегодня своим трудом на полях, где не ступала нога человеческая, в горах, где не слышно было голоса человеческого, в тайге, где вековые сосны не видели лица человеческого, — не страшась ничего, умножают славу и величие родной страны.
Эти люди бесстрашно пошли пробивать тропы через неизведанные дали, и им слава!
Будущее принадлежит тем, кто, презирая трудности, сложности, опасности, не обращая внимания на то, что иной раз придется дрожать от холода или обливаться потом от жары, идет вперед по дорогам, построенным ими же, вперед к вершинам, откуда дали кажутся такими неоглядными и такими прекрасными!
И вот настал день, когда совхозные ребята и дети с разъезда пошли в школу.
Карсыбека, Тентекбая и других мальчиков и девочек с разъезда поселили в общежитии. Тут же, при школе. Здесь они жили, учили уроки, играли и спали до утреннего звонка. И тогда все вставали, приводили в порядок постели, умывались, делали зарядку, завтракали, а тут снова — дзынь-дзынь! — звучал звонок и начинался первый урок.
На воскресные дни и в дни праздничные ребят с разъезда отвозили домой. Ну, вы можете представить, с какой сияющей физиономией приезжал Карсыбек домой! На нем была форма, подаренная Еленой Петровной. Она была учительницей и вела первые классы. Ранец Карсыбеку подарил Матвей Иванович, и не даром достался он мальчугану. Немало сделали Карсыбек, Соня и ребята из их команд: ведь они трудились с самой ранней весны и до глубокой осени.
Матвей Иванович и весь его штаб пришли на открытие школы. Было очень торжественно. Говорились речи, и многие мамы пустили слезу. От радости, конечно.
Особенно радовалась Хайжан, мать Карсыбека. Да и как не радоваться! Вот школа и общежитие — и все такое светлое, чистое! И такие заботливые, ласковые учителя и учительницы. Ну, словно родные отцы и матери!
А когда Миша Белянович в своей речи начал хвалить Карсыбека, не забыв Соню, Тентекбая и других ребят, мать маленького казахского мальчика расплакалась от счастья. Она и не подозревала, как много сделали за весну и лето ее сын и соседские ребятишки.
Ох, и крепко же Хайжан целовала сына! А он вырывался. Всяких там «нежностей» он стеснялся. Такие уж все мальчишки.