Мой препод Укротитель
Шрифт:
– Нет, Мика, – хрипло посмеялся Ян. – Никаких секретов. Честное аспирантское. Ну, по крайней мере, чешуёй я не покрываюсь точно, – аспирант сделал хитрые глаза. – А вот в полнолуние надо бы понаблюдать за собой, наверное…
И мы оба засмеялись. Смеялись долго. Я поверила ему почему-то и расслабилась. Откинулась на спинку сидения, а за окнами пролетали столбы, невысокие домишки, редкие рекламные щиты… От удивления я приподнялась, провожая взглядом островок облысевшей рощицы в заснеженном поле.
Сомнений быть не могло. За спорами
Глава 6. Об обедах и жестоких аспирантах
Снег, подтаявший от рухнувшего на город тепла, скользил под колёсами. Брал в плен и тащил машину по просёлочной дороге.
Я испуганно обернулась, не разжимая сомкнутых на обивке сидения пальцев. Позади лентами вились тёмные, наполненные водой колеи. Того и гляди, встанем и придётся эвакуатор вызывать. Хотя как же ему до нас добраться? Тут техника помощнее нужна.
– Ян, скажи, что все страдания не зря, и мы едем на супер-оснащенный спецполигон для тренировки Слышащих, – взмолилась я после особо крутого заноса.
Бранов усмехнулся.
– Ну, что-то вроде того.
Я с новой силой вцепилась в сидение, глубоко дыша. Ещё минута болтания по раскисшей дороге, и я точно выставлю съеденный завтрак на обозрение.
– Немного осталось, – щёлкнув по панели, приоткрыл Ян окошко, заметив мою мертвецкую бледность. – Потерпи немножко.
Тонкие струйки свежего воздуха окутали лицо, и тошнота отступила.
Ещё четверть часа борьбы с восставшими снежными буераками, и мы въехали в деревеньку. Попетляли по узким улочкам и остановились перед одноэтажным домом с вычищенной у ворот площадкой, чернеющей теперь сырыми проталинами.
Я выбралась на свободу и с удовольствием втянула сладковатый запах влаги и опилок. Уму непостижимо! И впрямь, что ли, весна в середине зимы?
– За мной, – скомандовал выбравшийся следом Ян и направился к деревянной резной калитке.
Но едва аспирант коснулся ручки, из внушительной щели под воротами показалась не менее внушительная лохматая морда. Глаза с красноватой сеткой капилляров медленно, с толикой немого возмущения переползли с аспиранта на меня. Задержались на секунду и поползли обратно.
– Боф!
Ворота содрогнулись, когда с очередным грудным «боф» обладатель морды сдал назад. А затем с грозным лаем рванул вперёд.
– Боф-боф-бофф!
Ворота ходуном заходили, а псина наконец вспомнила, для чего её ко двору приставили. Одно хорошо, габариты животинки не позволяли ей просочиться через щель и оттяпать незваным гостям все оттяпываемые части тела.
Когда ворота, сдерживая натиск могучей мохнатой туши, в очередной раз содрогнулись, я с писком заскочила Бранову за спину и вцепилась в его пальто.
– Может, лучше… – едва начала, но аспирант уже отворил калитку.
Собачья морда вмиг, будто намыленная, выскочила из щели, и теперь её обладатель приготовился к атаке.
Прыжок, и я завопила, парализованная
– Бобка! – задрав подбородок, взвыл аспирант, когда пёс рывком поднялся на задние лапы и распустил язык. – Здравствуй, мальчик! Здравствуй!
Псина, крутя хвостом, как опахалом, и счастливо фыркая, вновь встала на четыре лапы. А подгадав момент, снова толкнула аспиранта в грудь передними лапами. Под возмущённые вопли дотянулась-таки до лица и смачно обслюнявила подбородок.
– Сгинь! Фу!
Ян еле совладал с махиной, и пёс очередным, но совершенно добродушным «боф», завалился аспиранту в ноги.
– Хороший, хороший, – Бранов с усилием трепал мощные пёсьи бока и шею. – Мика, придержи его. Я машину во двор загоню.
– Придержать?!
Я дара речи лишилась, когда аспирант ловко высвободил ноги из-под многотонной туши, закатившей в экстазе глаза, и резво зашагал к воротам. Отодвинул щеколду. А Бобка, осознавший, что прежний генератор собачьего удовольствия его покинул, с трудом поднялся и обратил взгляд посоловевших глаз на новую жертву.
– Ян, я не смогу его!..
Псина прыгнула, оставив следы мокрых лап на моём пуховике. От силы толчка я пошатнулась и еле на ногах устояла.
– Он не укусит, не бойся. Почеши за ухом и хоть верёвки из него вей, – со смехом посоветовал аспирант и распахнул широченные деревянные створки.
Растерянно озираясь, я потянулась к лохматой морде.
– Хороший, Бобка, хороший, – увещевала я, робко поглаживая голову, увенчанную послушно уложенными уголочками ушей.
Пёс жмурился, вываливал язык, пускал слюни, но из-за толстенной шубы с подшёрстком едва ощущал лёгкие касания. В отместку за халяву даже вновь заёрзал, готовясь прыгнуть и измарать меня окончательно.
Осмелев, я растопырила пальцы и со всей силы прошлась по собачьей шее, будто расчёской. Бобка фыркнул и завалился набок. В добродушных карих глазищах так и плескалось: «Животик! Почеши животик, а?»
Я присела рядом на корточки.
– Как просто тебя выключить, оказалось, – посмеялась, зарываясь пальцами в шерсть на могучей груди и упитанном пузе.
Ян уже заехал во двор и заглушил мотор, когда из дома, на ходу вытирая руки кухонным полотенцем, выскочила женщина.
– Ой, не надо! Не надо! Он линяет!
Высокая, голубоглазая, с крупными кудрями тёмных волос. Её лица едва коснулся возраст. Десятка четыре-пять прожитых лет выдавали лишь красноватые в морщинках руки.
Я прекратила чесать пса и поднялась. Перевела взгляд на свои ноги, а там…
Вот чёрт. Тёмная джинсовая ткань и короткие замшевые сапожки пестрели иголками собачьих волос.
– Ко мне, Боб! – гневно сдвинув брови, хлопнула по тощему бедру женщина. – А ну, быстро!
Пёс, с надеждой глянув на меня, поднялся. Подкручивая задом и покорно прижимая уши, поковылял к хозяйке. Та мигом ухватила его за ошейник и отволокла к сетчатому вольеру.