Мой путь озарён рассветом
Шрифт:
— Ненавижу, когда вы ссоритесь, — буркнула его сестра. — Ненавижу, когда всё летит к демонам. Ненавижу.
Я тоже поднялась из-за стола. Хельмер проводил меня недовольным взглядом.
— Не вмешивайся в это. Тебя это не касается.
В искрящемся воздухе словно ударила молния, совсем рядом со мной, а может быть, даже попав в меня.
— Как это не касается?
Я хотела спросить: «Разве я не одна из вас?» — но осеклась. Если кто-то здесь не считает своей Дису, что уж говорить обо мне?
— Значит, и ты туда же? — Сона недобро щурилась.
Тео
— Петра, может, выразилась немного грубо, но Диса в самом деле слишком много спорит, а ведь она не…
Речь Хельмера прервал крик Ирмы.
— А-а-а! Я не могу так больше! Вы все дураки!
Она вскочила на ноги и вылетела из пустующей в это время чайной, где и происходила вся эта неприятная сцена.
Хозяин заведения поглядывал на нас со всё большей неприязнью. Диса покачала головой.
— Спасибо, — сказала она, оставила деньги и вышла вслед за Ирмой.
За ней потянулись и остальные. Я уходила последней из поднявшихся на ноги, Петра и Хельмер так и остались сидеть. На душе было противно, я собралась вернуться домой, но по пути неожиданно увидела Дису, запоздало вспомнив, что мы живём рядом. Диса стояла, скрывшись в тени чьего-то дома, и наблюдала за детьми из банды Матиаса, сосредоточенно выстраивающими из грязных останков снега какие-то странные бесформенные фигуры.
— Когда маги приведут демонов, мы всех их уничтожим! — важно объявил глава бесстрашных младшеклассников.
— Победим! — звонко прокричала самая младшая на вид девочка, и остальные подхватили её клич.
Я тихо подошла к Дисе и остановилась рядом. Она заметила меня, но даже не повернулась, лишь ненадолго склонила голову в знак приветствия.
— Мой брат — воин, он нас защитит, если что! — гордо продолжила малышка.
— Наш брат, — важно поправила её другая девочка, постарше.
— Наш брат!
— И мой отец тоже воин! — подхватил какой-то мальчик.
— И мой! И мой!
— И моя мама! И дядя!
— Не боимся мы демонов, всех их побьём!
— Побьём!
— Эти две малявки — сёстры Онни, — негромко сообщила мне Диса. — Все эти дети родились в то время, когда мы стояли у Фрибода, незадолго до того, как на нас напали эйноматринцы. В то время старшим из них было шесть или около того. Многие потеряли родных, кое-кто остался сиротой. Матиас, например. И вот он собрал банду, чтобы чувствовать себя менее одиноким. И теперь наслаждается общественным вниманием и регулярными лекциями от самой Финиды. Доволен до жути, прекращать и не думает. Когда-то моя сестра тоже состояла в подобной группе, хвала Киире, потом переросла.
Я молча кивнула, забыв, что Диса меня не видит, но той, казалось, моя реакция не была нужна.
— Когда-нибудь у них отрастут хвосты, они закончат школу и начнут считать себя безумно взрослыми, серьёзными и важными. И когда к их компании присоединится кто-то ещё, они будут гнать его прочь. Ведь этот кто-то не был с ними, когда они убивали палками снежных демонов, а значит, он
— Петра часто перегибает палку, — осторожно сказала я.
— Петра у нас слишком правильная. Придумала себе форму идеального человека и теперь не переносит всех и всё, что в неё не вписывается. Такие, как она, готовы вечно портить другим жизнь криками о том, как плохо портить другим жизнь, — она, наконец, повернулась ко мне. — Нет, в целом Петра — замечательный человек и прекрасный лекарь. Но мы с ней слегка несовместимы. Слегка. Капельку. Вот за это я всегда не любила компании. Тут тебе и друзья, тут тебе и всякие Петры.
Я яростно кивнула.
— И всякие Хельмеры, которые смотрят на тебя восхищённым взглядом, а потом готовы закопать, едва ты перестаёшь сходиться с их мнением о тебе.
— О, Хельмер — это отдельная песня, — голос Дисы наполнился новой порцией иронии. — Он сродни Матиасу, только Матиас у нас плохой, а Хельмер — хороший. Ведь его мать убили эйноматринцы, отец начал спиваться, а другой родни нет. Вот он у нас теперь самый несправедливо обиженный судьбой. И чтобы случайно не перестать таковым являться, нужно почаще давать судьбе себя обижать. Тогда никто не сможет усомниться в его уме, доброте, образованности и глубокой духовности.
— Ох уж эти любители высокой морали… — фыркнула я.
— Высокой и не очень высокой…
— И даже очень не высокой…
— А то и вовсе откровенно низкой…
— Главное — чтобы морали.
— О да.
Я невесело засмеялась, Диса тоже пару раз хмыкнула. А потом мы так и застряли у стены чьего-то дома, обсуждая высокие и не очень морали, детей и смысл жизни в целом. Я окончательно убедилась, что под вечно хмурой, пропитанной сарказмом маской суровости скрывается очень чуткий человек, а ещё поняла, что ради общения с ней без сожаления брошу всю эту компанию. Кроме разве что Соны.
Бросать не пришлось. Петра извинилась перед Дисой, Хельмер попросил прощения у меня, и, судя по одобрительному взгляду Онни, уговорил их на это именно он. Молчаливый, стеснительный и добрый, Онни был тем самым источником мира и покоя в нашей компании, был тем, кто не давал нам окончательно разругаться, когда это не получалось у Ирмы. Да и пришедшая потом Малисана велела нам не тратить время и силы на глупые ссоры, что произвело на Петру неожиданно сильное впечатление, после чего она извинилась ещё раз, и, как мне показалось, более искренно.
Так или иначе, с Дисой мы стали общаться гораздо больше. Я всё никак не могла решиться пойти наконец к Марике, но чем больше я слушала рассказы Соны о её охотничьей деятельности, чем чаще Диса говорила о том, как устаёт после тренировок с наставником, тем яснее я понимала, что стоять на месте дальше нельзя.
Окончательно решилась я после того, как в деревню прибыли беженцы. Напуганных и озлобленных расков поселили в северном районе, который я с тех пор старалась обходить стороной. Мне, не забывшей все боли и потери, было стыдно и страшно смотреть им в глаза.