Мой Рагнарёк
Шрифт:
Мое настроение совершенно не подобало предводителю только что победившей армии. Я чувствовал себя печальным и опустошенным. Не самое удачное сочетание.
Теоретически мне следовало торжествовать. Сегодня я в очередной раз превзошел собственные представления о возможном. Небрежным движением руки отражал хваленые Зевсовы молнии, заставлял подниматься к небу струи горячего песка, заклинал ветер – одним словом, творил черт знает что. Наши храбрые летчики были в восторге от моей удали. Теперь они слонялись на почтительном расстоянии и буравили меня верноподданническими взглядами. Эти
– Нерон был дурак! – сказал кто-то за моей спиной.
– Почему? – изумился я. Обернулся, увидел Анатоля и обрадовался.
– Садись рядом. – Я похлопал по теплому песку неподалеку от собственной задницы. – И объясни мне, ради всего святого: с чего ты вспомнил Нерона? Ты его только что встретил?
– Да нет, бог миловал. Просто вспомнил. Ты ведь знаешь эту историю о том, как Нерон отдал приказ поджечь Рим? А потом созерцал сполохи пожара с холма и пытался сложить песню… Я хочу сказать, что Нерон здорово ошибался, когда рассчитывал вдохновиться зрелищем горящего Рима. Хорошему поэту вполне достаточно того Рима, который горит в его собственном сердце, а скверному никакой пожар не поможет.
– А если ему просто хотелось увидеть, как горит Рим?
– Увидеть, как горит Рим, может только тот, кто горит вместе с Римом, а не тот, кто взирает на это с холма. Есть же разница!
– Есть. А с чего ты вдруг его вспомнил?
– Можно сказать, что сегодня я сам впервые оказался в горящем Риме. Прежде я был таким же дураком, как Нерон. Тоже думал, что смотреть с холма – вполне достаточно.
Потом Анатоль ушел, сказав, что собирается поспать. Я мог только позавидовать: мерзавец Морфей по-прежнему не желал одарить меня своими милостями.
Больше меня никто не беспокоил, даже Мухаммед не заявился. Небось расстелил свой коврик для намаза и бурно общался с Аллахом, которого сам же когда-то и выдумал.
Джинн, вероятно, находился где-то поблизости, но ничем не выдавал своего присутствия. Так что я мог сколько угодно наслаждаться одиночеством, жрать его большими ложками, лишь бы не захлебнуться!
Незадолго до рассвета я услышал тихое поскрипывание песка где-то в темноте. Мой щит даже не дрогнул – значит, приближался не враг. Выразить не могу, как это меня радовало: я-то все время ждал визита своих индейских приятелей. И, честно говоря, чувствовал, что еще не готов к такой встрече.
Я обернулся и увидел невысокого мужчину средних лет, одного из тех неприметных ребят, чью внешность можно описывать сколь угодно долго и обстоятельно, но поток слов так и не даст никакого представления об их облике. Мой незнакомец был обладателем самого заурядного из человеческих лиц. С таким типом можно познакомиться и провести в его обществе несколько часов, а на следующий день вы не узнаете его, столкнувшись нос к носу у входа в подземку.
«Один из летчиков – так, что ли? – подумал я. – Пришел ко мне заявить, что предпочитает летать на каком-нибудь „фантоме», а не на музейном „мессере»
Впрочем, я почти сразу понял, что никакой это не летчик. Просто мне позарез требовалась хоть какая-то, пусть притянутая за уши, зато разумная и успокоительная версия происходящего. Очень уж не хотелось думать, будто один из индейских богов принял неприметный человеческий облик, да еще и сумел как-то усыпить бдительность моего чуткого щита.
Моя правая рука совершенно самостоятельно опустилась на рукоять ятагана, мускулы напряглись, перенося вес тела на ступни и колени, – поза, в которой я сидел прежде, осталась почти неизменной, но теперь, чтобы вскочить на ноги, мне понадобилось бы короткое мгновение, а не несколько тягучих секунд.
– Я не враг, – поспешно заявил незнакомец.
Очевидно, мои приготовления к драке не ускользнули от его внимания.
– А кто ты в таком случае?
В этот момент я наконец понял, что так насторожило меня в этом незнакомце. Я был готов поклясться, что он чужой. Понятия не имею, откуда взялась такая уверенность, но я твердо знал, что он не из моих людей. Просто знал, и все тут.
– Я тот, кого когда-то звали Улиссом. Тебе знакомо это имя, правда?
– Правда, – удивленно ответил я. – Ты Одиссей, царь Итаки? С ума сойти можно!
– Да, я тоже читал Гомера, и не раз, – улыбнулся он. – Забавно было наблюдать, как меняется текст от столетия к столетию, от перевода к переводу… Приятно читать о собственных приключениях! Впрочем, там с самого начала было не так уж много правды.
– Так всегда бывает, – кивнул я. – Книги – это книги, а живые люди – это живые люди. И когда их жизнь начинают втискивать в формат книжных страниц, получается ерунда. Порой – вполне обворожительная. Тебе-то как раз повезло, эхо твоей истории очаровало не одно поколение, а значит, это было хорошее эхо!
– Не спорю, – он улыбнулся еще шире. – Ты позволишь мне немного посидеть рядом с тобой? Я пришел ненадолго, и у меня нет никаких важных дел. Просто хотел своими глазами увидеть того, кто собирается разрушить мир. Я любопытный.
– Да ничего я не собираюсь! Мир сам вознамерился рухнуть, и не моя вина, что он выбрал меня в качестве меча для своего харакири.
– Красивая метафора, – одобрительно заметил Одиссей. – Так ты не возражаешь против моего общества?
– Да нет. Я как раз начал думать, что эта ночь – самая длинная в моей жизни… Садись рядом, Одиссей. Я рад тебе… Скажи, ты ведь все еще живой?
Он молча кивнул и выжидательно уставился на меня.
– И как тебе это удается? Что, твоя покровительница Афина не пожалела для тебя напитка бессмертных?
– И это тоже. Много всего было. Мне пришлось потрудиться, ускользая от смерти, но оно того стоит!
– Твоя правда. А почему ты решил ко мне заявиться? Только из любопытства? Не верю!
– Не только, конечно. Но любопытство оказалось одной из основных причин, это правда. Думаю, на моем месте ты бы и сам сгорал от любопытства.