Мой Шелковый путь
Шрифт:
– Ни в чем, но это не имеет значения.
– Как не имеет значения?
– Мы просто следуем букве закона, – деловито ответил офицер. – Вас выгнали из Монте-Карло по каким-то причинам, теперь мы обязаны просить вас покинуть Канны. Таков закон.
– Послушайте, мы с вами цивилизованные люди, – старался урезонить я их. – Давайте рассуждать разумно.
– Тут бесполезно рассуждать. Мы просто выполняем нашу работу. Есть закон, и мы обязаны его выполнять, нравится он нам или нет.
– Но ведь я ни в чем не виноват! Я приехал сюда с дочкой отдыхать! Почему мы должны
– Господин Тохтахунов, я понимаю ваше возмущение, но ничем не могу помочь вам. Повторяю: я лишь слежу за строгим соблюдением закона, а он не позволяет вам находиться в Каннах.
Я понял, что наткнулся на глухую стену непонимания. У них даже не было желания слушать меня. Они выполнили свою миссию – уведомили меня о необходимости покинуть Канны. Больше их ничто не интересовало.
– Что ж это такое... – растерялся я. – А вдруг потом отыщется какой-нибудь закон, из которого будет следовать, что мне нельзя проживать нигде во Франции, а потом и в Италии, а потом еще где-нибудь...
– Все может быть, – с вежливой улыбкой согласился полицейский. – Не имею представления, что вас ждет дальше, потому что мои полномочия распространяются только на Канны.
– Это же беззаконие! – взорвался я, не в силах сдерживать возмущение.
– Нет, месье, это не беззаконие, это – закон. Сожалею, что пришлось испортить вам отдых.
На том мы и расстались. Полицейские, оживленно переговариваясь между собой, пошли из отеля, не удостоив меня больше ни единым взглядом. Всем своим видом они показывали, что я перестал существовать для них. Гнев душил меня, но я понимал, что не могу ничего поделать. Сидя в пустом кафе, я пытался взять себя в руки. Мне предстояло вернуться в номер, где мирно спала моя дочь, и каким-то образом объяснить ей, что надо уезжать. Местный закон обязывал меня покинуть Канны до наступления полуночи, иначе мне грозил арест.
В подавленном состоянии я вышел из отеля и долго смотрел на море. Оно накатывало на ровный песчаный берег, не ведая человеческих забот. Мы, курортники, думали, что оно создано для нас – чтобы ублажать нас, но в действительности оно даже не замечало нашего присутствия, а уж наших забот тем более. Да и кого вообще интересуют чужие заботы? Отдельный человек – песчинка в океане человечества; никто не обратит на тебя внимание, когда ты бредешь по улице чужого города, никто не поприветствует тебя, когда ты идешь в толпе чужаков. Людская масса, называемая человечеством, равнодушна к каждому из нас, взятому в отдельности, но и человечество для каждого из нас – лишь фон, на котором мы живем. Главное – чтобы рядом были твои близкие, твои любимые. Если их нет, то и смысла нет ни в чем.
Я вернулся в «Карлтон» и направился в номер. Пора будить Лолу и уезжать. Без суеты, с достоинством... Что нам Канны?! Что нам Лазурный Берег?! Разве это единственное солнечное место в мире?
Больше я никогда не появлялся в Каннах. Но признаюсь, что проявленное ко мне хамство (пусть оно и прикрывалось вежливым зубоскальством) долго не позволяло мне вспоминать о Каннах и Монте-Карло
– Надо просто принять это как должное, – сказали они.
– Но ведь подобное может повториться где угодно! – растерялся я. – Что за гонение? Где же демократия?
– Алимжан, вам придется смириться с тем, что демократия существует не для всех.
– Почему я должен смириться с этим? Разве я хуже других?
– Поймите, вы живете шикарно и при этом не работаете во Франции. Здесь это вызывает протест у властей, особенно у спецслужб. Вам постоянно будут докучать всевозможными претензиями.
– Почему протест? Почему претензии?
–У вас роскошная квартира в лучшем районе Парижа. Вы живете в свое удовольствие.
– Разве во Франции запрещено жить в свое удовольствие? – не понимал я.
– Франция не любит богатых и независимых людей. Франция любит бедных и послушных. Вам просто завидуют.
– Кто?
– Система.
– Бред какой-то! Абсурд! – возмущался я.
– Система не желает, чтобы кто-то жил независимо от нее. Во Франции положено работать и платить налоги с заработанных денег. Вы не делаете этого, но живете на широкую ногу. Это раздражает многих. Система любит, когда люди зависят от нее, поэтому она будет стараться подчинить вас себе. Об этом не следует забывать. Вас обвиняют в «отмывании» денег, вам приписывают связь с криминалом, вас выдворили из Монте-Карло и Канн, об этом беспрестанно пишут газеты. Поймите, Алимжан, когда власть намеревается уничтожить человека, она знает, как взяться за это...
Осознавая, что сам я не справлюсь с ситуацией, я нанял нескольких адвокатов, каждый из которых специализировался в конкретной области: кто-то занимался прессой, кто-то вопросами эмиграции, кто-то уголовной сферой, кто-то искусством. Адвокаты окружали меня со всех сторон, потому что человеку с деньгами в Европе невозможно и шагу ступить без консультации с ними.
Думаю, что именно адвокаты не позволили французам раздавить меня. Конечно, мне чинили всякие препятствия, мешая спокойно жить. Например, не разрешали открыть счет ни в одном из французских банков, что вынуждало меня платить наличными, а здесь очень не любят, когда крупные суммы выплачиваются наличными деньгами. Уже одно это ставило меня в сомнительное положение. Приходилось неоднократно встречаться с налоговой полицией.
– Почему вы всегда расплачиваетесь наличными? – слышал я один и тот же вопрос.
– Потому что вы не даете мне возможности открыть счет в банке. Я вынужден снимать деньги, которые лежат на моем счету в России, и мне привозят их во Францию.
– А почему вы не платите налоги?
– Какие налоги?
– Вы же зарабатываете деньги. У вас есть свой бизнес.
– Это российский бизнес, он не имеет никакого отношения к Франции. Я деньги получаю от бизнеса в России. Да, я живу в Париже, но разве я должен платить налоги с денег, заработанных в другой стране?