Мой Шелковый путь

Тохтахунов Алимжан

Один из полицейских вернулся ко мне и показал какую-то бумагу.

– Что это? – не понял я.

Он ответил что-то небрежно и дал команду своим спутникам. Они неторопливо принялись рыться в моих вещах.

– Обыск? – Меня как громом поразило. – На каком основании?

В ответ – только высокомерный взгляд, но не произнесли ни слова.

Пока я созванивался с моими адвокатами, в главной комнате все было перевернуто.

– Ну что? Не нашли ничего? И не найдете, потому что нет у меня ничего незаконного! – угрюмо сказал им я.

Через полчаса на меня надели наручники и вывели из квартиры. Полицейская

машина стояла возле подъезда, но меня в нее не усадили. Держа под локти, слуги закона провели меня вдоль улицы, словно демонстрируя всем свой богатый улов.

– Что вам нужно? – возмутился я. – Зачем этот цирк? Здесь живут уважаемые люди. Вы хотите, чтобы они считали меня преступником? Для этого вы нацепили на меня наручники? Месье, прекратите издеваться! Хватит позорить меня перед соседями!

Полицейские продолжали молча вести меня вдоль улицы, затем остановились, будто вспомнив о чем-то, дернули меня за локоть и потащили обратно. Возле подъезда мы остановились. Дверца их машины распахнулась, и меня затолкнули внутрь.

– В чем дело? – спросил я, когда мы приехали в участок и появился мой адвокат.

– Вы нарушили закон, господин Тохтахунов, – деловито заявил плешивый полицейский, поскребывая лоб большим пальцем.

– Какой закон? В чем моя вина?

– У вас израильский паспорт, месье.

– Да, у меня израильский паспорт. Что здесь ужасного? В начале девяностых я женился на моей давней знакомой. Мы с ней уехали к ее детям на воссоединение в Израиль. В чем я провинился?

– Согласно букве закона, вы обязаны каждые полгода выезжать из Франции.

– Зачем?

–Так положено. Вы должны выехать из страны хотя бы на один день. Это должно быть засвидетельствовано в паспорте пограничной службой.

– И все?

– Да.

– В этом и состоит моя вина?

– Да, месье! – Казалось, полицейский обрадовался, объяснив мне суть проблемы. Он взял со стола какие-то бумаги, сложил их аккуратно в стопочку и отодвинул на край стола.

– За это вы надели на меня наручники?

– Так полагается, месье.

– И что же дальше?

– Теперь вам предстоит покинуть Францию в принудительном порядке, раз вы сами не уехали в установленный срок.

– И потом я могу вернуться?

– Да, месье. Но только через год, – улыбнулся полицейский, словно порадовал меня необыкновенной шуткой.

– Это абсурд!

– Таков порядок, месье. Не мы принимаем законы, мы лишь следим за их исполнением. Если бы вы сами выехали в установленный срок, вы могли бы вернуться во Францию на следующий день. Теперь же мы обязаны депортировать вас и запретить въезжать на нашу территорию в течение года.

Возмущению моему не было предела, но я не мог ничего поделать.

– Вам не стыдно?! – почти закричал я. – У меня здесь квартира.

– Это не имеет значения. Завтра состоится суд, там будет принято решение.

– Какое решение?

– Об экстрадиции.

Я повернулся к адвокату.

– Что делать? Мы в какой стране живем? В дремучей Африке, что ли? Может, я совершил преступление и не заметил этого? Почему они собираются выслать меня?

– Алимжан, – произнес адвокат, пытаясь говорить как можно спокойнее, – это недоразумение легко уладить. На такую мелочь не стоит обращать внимание.

– Как

не обращать, если они намерены экстрадировать меня! – схватился я за голову. – Бред! Сущий бред!

Не желая продолжать нелепый разговор, я поднялся.

– Я могу уйти пока?

– Нет, вы задержаны, поэтому вам придется ждать в камере, – сказал полицейский и опять почесал лоб.

– Где?

– В нашем участке.

– Черт знает что!

На следующий день меня привели к судье. Там уже ждали мой адвокат и переводчик. Впрочем, переводчик не потребовался, так как судья оказалась русской женщиной. Услышав русскую речь, обрадовался, решив, что мне наконец повезло. Я рассчитывал если не на сострадание, то на понимание. Но не тут-то было...

– Закон обязывает меня принять единственно возможное решение, – заявила судья, строго глядя мне в лицо. – Я обязана выслать вас из Франции. В какую страну вы хотели поехать?

–Ни в какую. Зачем меня высылать, если я потом все равно вернусь?

– Господин Тохтахунов, вы ведь бомж, выражаясь русским языком.

– Кто? Бомж? – опешил я. – Какой же я бомж, если у меня есть квартира в Париже?

– Вы купили ее на «черные» деньги. Мы не можем не принимать этого во внимание. Фактически вы незаконно владеете ею.

– Почему незаконно? Как вы можете говорить такое? Я уже все объяснил налоговой полиции. Я эти деньги заработал! Я их заработал легально! И вообще при чем тут деньги – черные или белые? Вы разве этим вопросом занимаетесь? Разве поэтому на меня нацепили наручники?

– Господин Тохтахунов, я вынесла судебное решение. Вы будете высланы из страны. Если желаете, можете обжаловать этот вердикт. – Она захлопнула папку с документами и поднялась из-за стола.

В бессилии я развел руками и повернулся к адвокату.

– Что делать? Как быть? Ведь это издевательство! Самое настоящее издевательство над личностью!

– Алимжан, успокойтесь. Мы все решим.

– Когда? – вырвалось у меня. – Сколько можно терпеть это?!

Ко мне подошел полицейский и через переводчика велел следовать за ним.

– Далеко? – мрачно спросил я.

– В тюрьму, – ответил он.

– Куда?!

– В лагерь для незаконных эмигрантов. Следуйте за мной, – приказал полицейский.

В Париже у меня было десять адвокатов, но вся эта свора юристов не сумела ничего сделать. До меня стало постепенно доходить главное – Франция пыталась устроить мне невыносимую обстановку. Мне кажется, что французам плохо становилось оттого только, что они читали адрес моей квартиры. За одно то, что я жил в элитном квартале, они готовы были сгноить меня. Моя квартира не давала покоя французским властям. Они не хотели смириться с мыслью, что я жил в свое удовольствие и не стеснялся этого. Они приходили в бешенство от одной мысли, что я, беспощадно обвинявшийся газетчиками во всех смертных грехах, на самом деле не мог быть уличен ни в чем и продолжал вести нормальную жизнь. Они называли меня крупнейшим мафиозо, но не могли предъявить мне ни единого факта. Полиция выделяли огромные суммы на слежку и прослушивание моих телефонов, но деньги утекали, а доказательств моей вины (хотя бы косвенных) так и не появлялось. Они жаждали отыграться хоть как-нибудь. И вот удача – я просрочил на один день пребывание в Париже.