Мой сладкий грех
Шрифт:
— Серый, я сам до последнего не хотел верить. А самое противное, что утром она проснулась и просто ушла. Даже не попыталась хоть как-то реабилитироваться. Я, бл*дь, готов был поверить в самую жалкую версию, которая хоть как-то объясняла бы ситуацию. Но она тупо собрала шмотки и уехала…Скажи, что ей, бл*дь, не хватало? — звучу отчаянно, самому противно, что превратился в тряпку, что не могу собрать себя в кучу.
— Не знаю, дружище. Их хр*н поймешь, они с другой планеты… Может, все-таки, поговоришь с Климовым?
— Не хочу его ни видеть, ни слышать. Для него
Глава 25
Ника
Прошла неделя с того дня, как я уехала от Назара. Сначала не осознавала до конца, что произошло, срабатывал эффект отрицания. Мне все время казалось, он позвонит, поговорит с Ильей, разберется и поймет, как ошибался. Но Илья мне сказал, что устал обрывать его телефон, что он сначала не брал от него трубку, а потом и вовсе заблокировал.
Всю неделю я провожу на работе. Ухожу последняя, поздним вечером, дома невозможно находиться. Под жалостливыми взглядами мамы все ощущается еще сильнее. Папа злится. Первые дни я боялась, что он вызовет Назара на разговор, а тот ему все расскажет, но потом поняла, что мои родители не станут до такого опускаться. Я до сих пор не рассказала из-за чего мы разбежались. Пообещала рассказать, потом. Меня не напрягают, а я понимаю, что не хочу все это обнародовать.
— Он тебя обидел? — единственное, о чем допытывался папа несколько дней подряд.
— Нет. Он просто считает меня виноватой в том, чего я не делала.
— А нормально можешь объяснить?
— Пап, не хочу об этом, пожалуйста, — чуть не плачу я.
— Ты окончательно от него уехала?
— Да…Наверное.
— То есть, ты еще надеешься, что он передумает?
— Я очень хочу, чтобы он разобрался…
— Девочка моя, — папа подсаживается ближе, — потому я и был против этих отношений. Ты слишком молода для такого, как Назар. В спорте люди взрослеют рано, практически в детстве проходят суровую школу жизни — несправедливость, зависть, закулисные игры. Они другие — жесткие, привыкшие брать свое, не взирая ни на что. Они воспринимают жизнь через призму пройденного, не всегда легкого пути. Он взрослый мужик, понимаешь? Ему нужна умная, взрослая женщина, которая знает, где надавить, а где промолчать. У тебя нет еще той мудрости, чтобы совладать с характером и образом жизни Назара.
Мне становится так обидно, так больно. Но он же любил меня! Почему не поверил, как мог так подумать обо мне?
Сейчас, спустя столько дней, рушатся все мои надежды и ожидания. Все отчетливее понимаю, что он не приедет, не позвонит и ни в чем разбираться не будет. Отчаяние накрывает со страшной силой, давящая боль в груди медленно сводит с ума. Даже во сне мне снится, что у меня все плохо. Неужели все, что что между нами было, ничего не стоит для него, чтобы хотя бы попытаться докопаться до истины? С каждым днем рана на, разорванной в клочья, душе разрастается в геометрической прогрессии по всему организму, едкая свинцовая тяжесть ни на минуту не дает забыть о случившемся.
Как я сейчас жалею, что пошла в этот чертов клуб, что не ушла
От того, что я плохо сплю по ночам, утром не могу подняться. На работе едва соображаю, автоматически выполняю какие-то действия, даю указания, через силу заканчиваю ремонт. Родители выделили мне необходимую для этого сумму, надеются, что с началом нового дела, мое состояние придет в норму. Но для меня все превратилось в калейдоскоп механических действий, работаю без интереса, с надрывом, как будто из последних сил.
По пути из офиса мне звонит мать Назара.
— Алло, — сердце сжимается в груди.
— Ника, привет. Можешь заехать ко мне на работу, поговорить хочу?
— Да, хорошо, я как раз в пути, буду у вас минут через двадцать. Что-то случилось? — не удерживаюсь.
— Вот, как раз это я и хочу понять.
Останавливаюсь перед входом в Центр детско-юношеского развития Алины Волковой. Прохожу к ее кабинету на второй этаж. Здесь все знакомо до мелочей. Когда-то и меня сюда привозили на занятия, а позже я ходила самостоятельно в художественный класс и на английский.
— Алина Александровна вас ждет, — с улыбкой сообщает секретарь.
— Здравствуйте, — прохожу и сажусь на диван, куда она жестом приглашает меня присесть, сама садится в кресло напротив.
— Кофе будешь?
— Да.
На самом деле я не хочу кофе, но рада любой возможности прикоснуться к жизни Назара, что-то узнать, даже просто поговорить о нем. Мне кажется, я не видела его целую вечность, порой хочется завыть от тоски.
Пока секретарь приносит нам капучино, отвечаю в общих чертах на вопросы как движутся дела у меня в студии. Когда дверь за девушкой закрывается, вижу беспокойство в глазах напротив.
— Ника, что у вас с Назаром происходит?
— А он не рассказывал?
— Нет, вообще ни слова. У него жесткий запой.
— Запой?! — для меня это полный шок.
— Закрылся дома, никого не хочет видеть, пьет с утра до ночи. Влад ездил к нему пару раз, пытался поговорить, но как о стену горохом. Если уж отец не может к нему достучаться, значит дело совсем плохо. Ты же знаешь, что он раньше не употреблял спиртного, совсем. Начал выпивать только после того злосчастного боя, когда домой вернулся. А сейчас прямо с катушек слетел.
Сглатываю, не думала, что ему настолько плохо. Что-то трещит внутри по швам и расходится, безнадежно убивая остатки моей на него злости. Я сделала ему больно, пусть не намеренно, но очень глубоко.
— Он считает, что я ему изменила с Ильей, — впервые сообщаю вслух причину скандала, надпиваю кофе, чтобы протолкнуть подкативший к горлу ком.
— О, Боже!.. А у него есть повод так думать?
— Есть… Но я не изменяла. Так сложились обстоятельства, что я не могу доказать этого.
— Понятно, — она задумывается, закусывает губу, анализирует. — Может, все-таки, вам стоит поговорить еще раз? Если так обстоят дела, Назар не станет делать первый шаг, ты же понимаешь…