Мой сладкий грех

Орлова Ника

— Все отлично, взяла еще три человека, с клиентами проблем нет, иногда даже слишком много работы. Сейчас занимаюсь заказом от крупной гостиницы, некогда расслабляться.

— Рада за тебя, никогда не сомневалась, что у тебя все получится.

— Спасибо. Только не все получилось…

— Девочка моя, — ее тон становится серьезным, — я не знаю, что там у вас произошло, но он любит тебя, несомненно.

Вздыхаю глубоко. Что это теперь изменит?

— Скажи, ты не знаешь, когда он сделал татуировку над правым запястьем? Я только что смотрела пресс-конференцию

и увидела. Ее не было, когда он уезжал.

— Он сказал, что набил в Москве, когда был в поездке, а ночью вы расстались. Собирался свести, но так и не сделал этого. Я не задаю вопросов. Он не говорит об этом. Только однажды открылся, не знаю, что на него нашло. Виктор был на ночном дежурстве, Назар пришел в гости, был под шафе, я удивилась даже, он же вообще не пьет. Предложил сварить Глинтвейн. Когда выпили, все, что сварили, разговорила его. Рассказал в общих чертах о ссоре и про татуировку тоже. Плохо ему, Ника, очень плохо. Я видела его за это время всего несколько раз, он надломлен и задет. Но пока у него есть к тебе чувства, мне кажется, ты можешь все вернуть на круги своя.

— Есть вещи, которые я не в силах простить. Ничего невозможно вернуть, к сожалению.

— Жаль…Вы такие классные… И такие молодые и глупые. Прости, Витя звонит по другой линии. Не пропадай, звони, я всегда рада тебя слышать. А летом обязательно увидимся.

— Хорошо, пока.

А потом был бой. Я смотрела его на нервах, в жизни так не переживала за него. В первом раунде он примерялся, изучал соперника, пропустил пару ударов. Но уже во втором пошел в атаку по полной. Я никогда не видела Волкова таким на ринге. Он был зол и жесток, казалось, он хочет убить бойца напротив. Он загонял его в угол и бил жестко и беспощадно, нанося удары так, что я стала переживать за его состояние.

В пятом раунде судья пытался остановить бой, Волков получил небольшое рассечение и в ответ нанес удар, от которого у соперника образовалась гематома на глазу. Но тот сказал судье, что будет продолжать.

В шестом раунде Назар, не обращая внимания на удары по своей голове, нещадно отвечал тем же, и практически перед звуком гонга отправил оппонента в нокаут. Публика взревела, для поклонников Стального волка это было символично. Бой закончился так, как предвещал соперник, только Волков разделал его по полной.

Вымотанный и уставший, со струйкой крови из брови, он пошел в свой угол, команда поздравляла его, друг друга. А он только угрюмо кивал, никакой радости от победы. И снова этот мрачный задумчивый взгляд. О чем ты думаешь, Назар? — мысленно посылала ему вопрос, который так и остался для меня без ответа.

Из-за аварии на последнем перекрестке, и скопившейся в результате пробки, на кладбище попадаю, когда батюшка уже начинает отпевать Оливию Назаровну. Подхожу ближе к большому скоплению людей, улавливаю взглядом родителей и Дашу, она прилетела без Дениса, мы не виделись больше двух месяцев. Машу ей незаметно рукой, сама останавливаюсь позади стоящих вокруг церемонии. Я не так часто бывала на подобных мероприятиях, они всегда выводят меня из строя,

но я стараюсь держаться, хотя мне сразу хочется плакать.

Нахожу глазами Назара, он стоит рядом с родителями, в отличии от других, без зонта. Мелкий моросящий дождь спускается на волосы, на лицо. Одет дорого, но просто — черная короткая куртка, джинсы. Их порода настолько шикарна, что ему не нужны дополнения, он сам любую одежду украсит собой. Огромный, внушительный, такой серьезный и задумчивый, челюсти крепко сжаты, он стоит ко мне в профиль и мой желудок скучивается в тугой узел. Как же мне хочется подойти и обнять его, разделить с ним утрату, просто прижаться и поделиться теплотой. Но мое уязвленное самолюбие тормозит меня уже на этапе мысли. Нет, его поступку нет оправдания, теперь это просто прошлое.

К концу церемонии дождь прекращается, я закрываю зонт и подхожу ближе, возле могилы остались самые близкие, человек пятнадцать. Кладу цветы на холмик, поверх множества других букетов, поднимаюсь и оказываюсь в полуметре от Назара.

— Привет, — бах, бах, бах, слышу свое сердце почти в районе горла.

— Здравствуй, — челюсти стискиваются с невиданной силой, больше его лицо ничего не транслирует, в глазах лишь на мгновение загорается жизнь, но так же быстро гаснет.

— Мои соболезнования, мне очень жаль…

— Спасибо.

И все… Нам больше не о чем говорить, тем более, не место и не время. Прохожу к дяде Владу, обнимаю. Он прижимает к себе крепко, по-отечески.

— Она тебя любила.

— Я ее тоже. У меня про вашу маму самые теплые воспоминания.

— Ждем тебя в ресторане.

Киваю, нахожу глазами Дашу, она подходит ко мне и мы, замедляя шаг, выходим самые последние с кладбища. Молчим. Впереди нас идут мой папа и Назар, о чем-то тихо беседуют, уверенна, что о боксе, папа тоже много лет занимался боксом, это его тема, поэтому и следит за карьерой Волкова.

В последнее время я научилась вести себя при родителях непринужденно. Когда прихожу к ним в гости, много шутим, смеемся. Они думают, что у меня уже все нормально, перегорело и прошло. Вот и сейчас все ведут себя так, как будто ничего и не было, ни нашего счастья, ни нашего безумия, ни боли разочарования и предательства.

Садимся с Дашей в мою машину, настраиваю на навигаторе адрес ресторана. Не люблю поминки, но перетерпеть придется и это.

— Не хочешь ехать в ресторан? — как будто читает мои мысли сестра.

— Тяжело мне это все.

— Все еще сохнешь по нему? — Даша, в отличие от родителей, знает про случай с Ульяной в баре.

— Я всеми фибрами души хочу забыть его, я делаю для этого возможное и невозможное. Но ни черта не получается, — признаюсь сокрушенно.

Не могу больше держать в себе, мне сейчас нужен кто-то, кому смогу вылить все, что творится на душе.

— Знаешь, в чем корень проблемы?

— В чем?

— Чтобы его забыть, нужно найти другого. Но другой должен хоть в чем-то превосходить Волкова. А я не знаю никого в нашем городе, кто мог бы его обойти по каким-то параметрам.