Мой сводный подонок
Шрифт:
– Нет.
– Развлекать детей? Анимация?
Старается!
– Снова мимо, Пиппин.
Хочется, чтобы угадал. Вдруг, мы не так далеки друг от друга, как кажется. Иногда Шахов может быть нормальным. Редко, но Филипп не безнадежный.
– Сдаюсь. В любом случае, твое веселье будет странным, как и ты сама.
Нет, мы далеки друг от друга.
Продолжаю улыбаться и вроде как слова его необидные. Фил же не виноват, что в его понимании я странная. Но теперь домой хочется. Туда, где бабушка пироги по
– Мы с девчонками всегда танцевали, когда грустно и нужно развеселиться.
– Танцы?
– Угу. Но движения должны быть смешными.
И зачем я ему все это рассказывала? Шахов же рассмеется мне в лицо. Лучше сидеть перед ним без одежды, не буду тогда казаться уязвимой, как сейчас.
– Например?
Самое время включить кондиционер на градусов десять. От его вопроса в солнечном сплетении жар.
– Никому не расскажешь, не покажешь?
– Всем расскажу и покажу, – серьезно отвечает. Когда Шахов врет, он смотрит прямо, но сквозь. Как сейчас.
Выдохнув, вытворяю какую-то дичь. Двигаю руками, шеей, как гусь, зажимаю пальцами нос и «тону»… Все это без музыки.
Боже, это позор.
Фил при этом издает один короткий смешок.
– Поздравляю, Лиззи.
– С чем? – останавливаюсь. Подвоха жду.
– Вы в танцах.
Шахов улыбается. Не той дьявольской улыбкой, от которой подкашиваются ноги, пренебрежительная ухмылка, а… Простой, мальчишечьей.
Красивым становится.
– Повторишь потом? Под музыку?
Фил едет медленно. Мне хочется думать, что специально. Ведь дороги пустые, и до дома Шаховых можно доехать за двадцать минут. Или меньше.
Мы в машине уже минут сорок.
Просто едем вперед.
– Никогда, Пиппин.
– Знаешь пословицу?
Глаза закатываю. Вновь флиртую? Мои чулки все еще видны Шахову. Это уже не флирт, это – соблазнение. Спешу умерить ответную улыбку.
– Никогда не говори никогда? – умничаю. Так-то я умная.
– «Никогда» наступает быстрее, чем думаешь, Лиззи, – и подмигивает.
Он, черт, подмигивает! Бросает взгляд то на дорогу, то на меня. И… Нам хорошо сейчас.
Заканчивается все в тот момент, когда я вижу шлагбаум. Затем знакомые дома, заборы. Нельзя признаваться, что я бы растянула сейчас время, как резинку. Я и так перед Филом слишком открытая, а он все еще… Подонок.
– Спасибо за компанию, Пиппин, – сердце бушует. Прощаться надо, хоть и живем друг напротив друга.
– Понравилось?
– Компания твоя? Ну, ты был неплох.
Филипп увлажняет свои сухие губы кончиком языка, я внимательно слежу. Повторяю, мои губы тоже сухие. Без помады ведь!
Машину Шахов остановил до ворот, ведущих к дому, и далеко от фонаря. Нас не видно. Мы – тайна для всех.
– Награда полагается? – серьезным голосом спрашивает.
Отчего-то на губы его смотрю. День за днем я становлюсь
– Возможно. Одна, совсем маленькая.
– И какая?
– … Поцелуешь? – от сорвавшегося с языка вопроса хочется прикрыть лицо руками. Оно горит.
– Твоя очередь, Лиззи. Покажи, чему научилась.
Глава 18
Филипп наклоняется. Его дыхание касается моей щеки, затем он проводит по ней большим пальцем. Я знаю, что еще несколько дней назад его губы в этот момент накрыли бы мои, но этого не происходит сейчас.
Шахов выжидательно смотрит и ждет, пока я, вот, черт, его поцелую.
Настоящее мучение. Я никого и никогда в жизни не целовала. Ну, по крайней мере так, как этого требует Фил. Нерастраченный воздух застревает где-то в легких. И выдохнуть от волнения не получается.
– Смелее, Лиззи. Я не укушу. Пока…
Тянусь к Филиппу. Чуть приоткрываю рот, захватываю его нижнюю губу. Она мягкая и горячая.
Хочется, чтобы он уже начал отвечать.
Его рука ложится на мое бедро, вверх ползет. Вот уже проворные пальцы обводят резинку чулков. Я дергаюсь и чуть прикусываю.
Дыхание перехватывает.
И Фил целовать меня начинает. Не думала, что будет делать это так нежно. Мягкие, влажные от моей слюны губы ласкают мои. Оттого, что Шахов вытворяет все медленно, с чувственностью, волна дрожи прокатывается по телу и останавливается в животе. Она в шар превращается и разрастается в объеме.
А потом он усиливает напор, прижимаясь ко мне теснее. Перед глазами его сильное тело. Полуголое.
Когда кончик языка трогает мою нижнюю губу, втягиваю воздух через нос.
Я растворяюсь в этом поцелуе.
Рука Шахова настойчиво поглаживает, двигается все выше и выше, пока не добирается до самого главного.
Упираюсь ладонями в широкую грудь. За ребрами громко бьется сердце, его пульс отражается эхом в моей голове.
– Фил…
– Я просто потрогаю. Расслабься.
Поцелуй продолжается. И сейчас он такой, как и сам Шахов. Опасный, чуть грубый. Я чувствую подразнивающие прикосновения языка к моему.
Все внутри бушует, и надо бы сопротивляться.
Между ног концентрируется слабость. Перестаю себя контролировать и под его силой чуть раздвигаю ноги.
Рука Филиппа накрывает промежность.
Пальцами сдвигает полоску трусов и касается меня там. Каждый волосок на моем теле встает дыбом, я лишаюсь рассудка и ясности. Воздуха не хватает и хочется что-то прокричать, но тихо от невиданного ранее наслаждения и блаженства.
– Так же хорошо, да? – говорит и больше не целует. Смотрит на губы, в глаза, потом вниз. Там, где его пальцы творят что-то с моим телом.