Мой сводный с Цварга

Катрин Селина

— Если понадобилось бы, то пронёс бы и снова. Ты почти не изменилась в весе. А вот мы и в твоей спальне.

Меня бережно сгрузили на кровать, и только сейчас я заметила алые разводы на рукавах Яранеля. Ну и своих собственных, разумеется, только на вечернее платье мне было плевать, в отличие от рук брата.

— Владыка, Яр! — воскликнула я, с ужасом глядя, как белоснежный батист рубашки пропитывается кровью. — Я тебя ранила! Почему ты промолчал?! Ещё и нёс меня!

— Потому что неглубоко и небольно, — отмахнулся Яр. Ты-то как?

Да как-как!

Я взмахнула руками, тщетно пытаясь выразить негодование. Террасорок часто ошибочно называли людьми. Такая

раса действительно существовала в Федерации, и мы были почти идентичны — за исключением одного: строения рук. У девушек с Террасоры, в отличие от коренных жительниц Захрана и Танорга[1], имелось на тридцать четыре косточки больше. По семнадцать в каждой руке, они крепились с одной стороны сухожилиями и мышцами к общему скелету, а с другой имели заострённую часть. Когда в крови появлялся адреналин определённой концентрации, он запускал сложную реакцию. И тогда — бах! Мои руки и руки соотечественниц от запястья до локтя покрывались острыми, как бритва, и невероятно прочными костяными ножами.

Это мне рассказали в специальном Центре Адаптации при переселении, назвав способность эволюционным механизмом защиты.

Официально на Цварге старались не трубить о нашей маленькой особенности, но по факту в семьях, где жили террасорки, конечно же, все знали, на что мы способны. В детстве я перепортила кучу вещей, прежде чем научилась не выпускать шипы из рук по каждому случаю. И да, одной из главных задач Центра Адаптации на Цварге было научить террасорок владеть шипами. На далекой родине на девушек надевали ужасные металлические наручи, которые деформировали кости.

— Яр, ты прекрасно знаешь, что у меня организм приспособился выпускать кости так, что я этого уже даже не чувствую. Показывай свои раны.

— А у меня цваргская регенерация, так что завтра уже всё затянется. Показывай свои руки, — отмахнулся этот… этот… у-у-у! Аж зарычать на него захотелось! Упрямец, вот он кто!

— Ладно. Я показываю свои, ты — свои. Идёт?

— Идёт, — неожиданно тепло улыбнулся Яранель.

И пока он не отказался от сделки, я схватила ножницы с прикроватной тумбочки и стремительно отрезала рукава вечернего платья по локоть. Мои наряды шились на заказ у талантливого дизайнера, который совмещал террасорские традиции с современной модой Цварга. Отец долго искал модельера, стараясь угодить, но мне, честно говоря, было плевать на одежду. Косвенно из-за этой тряпки пострадал Яранель, а значит, это плохое платье.

— Ого! Женщина, а ты дорого обойдёшься своему супругу, — присвистнул Яр, наблюдая, как ловко я отпарываю лишнее.

В этом был весь Яр. Он мог шутить даже тогда, когда истекал кровью.

— Не дорого, — ответила я, не желая поддерживать шутку. — При желании вообще могу обойтись футболками мужа. Вот, смотри. — Я продемонстрировала предплечья, покрытые отдельными алыми каплями.

Шипы уже успели уйти обратно под кожу, да и сама кожа настолько привыкла к ним, что перестала ощущать даже дискомфорт. Пока я не научилась себя контролировать, кости одно время достаточно часто выходили наружу, но болевой синдром от раза к разу уменьшался. Местный док, осмотрев мои руки, отметил, что в областях, где двигаются кости, произошли изменения: капиллярная и нервная ткани частично сместились и трансформировались.

— Понял-понял, ты из клана суровых пустынных амазонок, — сказал Яр, и в его словах мне всё ещё слышалась улыбка.

Он взял мою руку в ладонь, что-то внимательно разглядывая на коже, и осторожно провёл подушечкой пальца вдоль зеленоватой жилки до самого сгиба локтя. Невинное движение, но от него внутри всё перевернулось.

Его тепло ощущалось настолько отчётливо, что я едва удержалась, чтобы не вздрогнуть.

— Так не больно?

Во рту пересохло, и я сглотнула, надеясь, что он не заметит. Сердце билось гулко, отдаваясь где-то в горле, а внизу живота распустился цветок — яркий, пульсирующий, заполняющий всё пространство внутри. Странное, но восхитительное чувство. Будто стоишь на краю пропасти, отчаянно боишься упасть, но одновременно мечтаешь сделать шаг в черноту.

— Айлин, так не больно? — повторил сводный брат и нахмурился.

— Нет, — быстро отозвалась я и вытянула руку.

— Странно… Мне показалось, что ты как будто нервничаешь. Твои бета-колебания такие… взволнованные, что ли.

— Это остаточное после падения, — торопливо соврала я, усилием воли приглушая эмоциональный фон.

Мой сводный брат — цварг, он многое считывает «из воздуха», и он точно не идиот. Я не могу проколоться и выдать всю глубину своих совершенно неуместных чувств. Этот мужчина столько лет заботился обо мне как о младшей сестре, носил на руках, делился едой и просто оберегал, а я тут — нате! Свалюсь на голову со своей неуместной и никчёмной влюблённостью… Ему уже тридцать, невесту скоро выбирать.

— Так, я за аптечкой. Сейчас. Готовь свои руки, — быстро добавила, вставая с кровати.

Я метнулась к шкафу, где держала всё необходимое. Когда ты случайно можешь кого-то порезать, волей-неволей заводишь привычку держать в комнате аптечку. Серебристый пластиковый кейс с голубым шприцом на крышке был заполнен всем, что могло понадобиться: антисептики, бинты, стерильные салфетки, медицинские пластыри, антибиотики, мази и даже пара шприцев с обезболивающим. Всё это я собирала сама, с маниакальной тщательностью, понимая, что в моей жизни раны — вопрос не «если», а «когда».

Я развернулась, придерживая аптечку одной рукой, и так и замерла.

В тот момент, когда настаивала на сделке, я как-то не подумала, что Яранель снимет рубашку.

Он устроился на краю моей постели, обратив лицо к окну, и излучал спокойную, почти небрежную уверенность. Его спина с плавными линиями мускулатуры в мягком свете прикроватных ламп казалась идеальной. Кожа тёплого виноградного оттенка переливалась мягким матовым сиянием, подчёркивая каждую деталь совершенной физической формы. Лопатки, чуть заметно двигающиеся при каждом вдохе, напоминали движение крыльев — мощных, но грациозных. Готовых подняться в любой момент. Даже не напрягаясь, его мышцы были совершенны: чётко прорисованные, но не грубые, скорее утончённые, словно созданные природой для идеального баланса силы и красоты.

Я забыла, как дышать. Сердце застучало слишком быстро, а во рту вдруг стало сухо. Я всегда знала, что сводный брат очень красив, но всё равно не могла поверить, что мужской силуэт на моей кровати — живая дышащая реальность. Грудь сдавило от странного неосознанного трепета.

«Айлин, быстро очнись! Ты что, Яранеля без рубашки ни разу не видела?» — шикнула разумная часть меня, и я встрепенулась.

Вообще-то, справедливости ради, стоит отметить, что так близко — нет, не видела. В поместье Рошфор имелся просторный банный комплекс, и поначалу Яр с энтузиазмом взялся учить меня плавать. Однако когда Яру исполнился двадцать один год (а мне, соответственно, шестнадцать), он решил с размахом отметить свой день рождения и позвал кучу гостей… в бассейн. За час до мероприятия мама зашла ко мне в комнату и сообщила, что я могу присоединиться к празднеству, но только в столовой, запретив переодеваться в купальник.