Мой вечный раб

Дорофеева Наталья

— Я безумно соскучился!

Эли растаяла от его прикосновений, окончательно забыв о прочитанном.

— Я тоже — сказала девушка, отражая солнечные лучи блеском своих глаз.

Грегори, наблюдая за обоими, улыбнулся и ушел. Влюбленные, не отрываясь, смотрели друг на друга. Молодые, счастливые, такие похожие двое людей, которых свели вместе губительное заведение и недопонимание обстоятельств. Оба страдали из-за той ночи в пещере, один виновный, другая потерпевшая. Рассудила их любовь, она все расставила по своим местам. Элизабет перестала вспоминать то происшествие,

для нее оно больше ничего не значило, боль утихла, узнав о том, кто это сделал, она любила человека, который был причиной не только всех ее страданий и унижений, но и радостей, спокойствия, удовольствия, наслаждения, того, кто исполнил ее мечту. Она стала сильнее, умнее, осторожнее и смелее. Сложно поверить в то, что можно влюбиться в человека, который избил и изнасиловал тебя, наверное, это даже странно, но разве такие люди не достойны любви. Достойны, если они раскаиваются в своих ошибках, с мужеством смотрят своей совести в лицо, пока она тонким лезвием царапает сердце, оставляя глубокие раны, достойны, если они стараются сделать человека, которому причинили боль, счастливым. Признать, раскаяться, исправить — три слова, без которых Ричард Уэнский II не смог бы жить дальше, не окажись Элизабет в конюшне вовремя, он застрелил бы себя, глазом не моргнув, но благодаря его желанию посмотреть последний раз в лицо своей ничем не искупленной вины и сказать напоследок что-то хорошее, в корень отличающееся от привычных слов, спасло его заблудшую душу. Ричард, обнимая жену, вдыхая запах ее волос, смотрел на заходящее солнце за горизонт, а его кровоточащие прежде раны на сердце перестали кровоточить, но они и не затягивались, навсегда остались с ним, но и новых тоже больше не появлялось.

Эпилог

Осенняя покрасневшая и пожелтевшая листва под порывом ветром закружились в воздухе, как перья приземляясь на влажную землю. Солнце пряталось за облаками, хвастаясь кончиками своих теплых лучей. Эмили — маленькая девочка четырех лет — молча наблюдала за строительством скворечника, который ей разрешили родители раскрасить самостоятельно. Ее большие зеленые глазки восторженно следили за действиями постаревшего конюха Грегори, который с удовольствием исполнял все капризы маленькой принцессы и готовился исполнять капризы быстро взрослеющего маленького рыцаря Джонатана, которому на днях исполнилось два года. Прошло шесть лет с момента венчания Элизабет и Ричарда и пять с половиной лет с момента создания их настоящей семьи. Элизабет сидела в саду, читая книгу, когда ее глаза накрыли мужские руки.

— Дай угадаю, это мой самый любимый муж.

Ричард сел напротив, сверкая зубами.

— А у тебя, что есть еще мужья?

Элизабет засмеялась.

— Конечно, за одного я вышла за муж по желанию родителей, а за другого по собственному.

Ричард, улыбаясь, подался вперёд и поцеловал женскую руку.

— Хотел поговорить с тобой. Давно надо было, но смелости не хватало. Наверное, я не должен этого говорить и вовсе, но мне кажется, будет лучше, если ты узнаешь.

Элизабет насторожилась. — Ричард, ты, что мне изменил?

— Нет. Я сделал кое-что похуже.

Давно. Почти шесть лет назад.

Эли выдохнула и тут же все поняла. Ей не пришло сразу на ум то, чем терзался ее муж все эти годы. Она понимающе вздохнула и взяла супруга за руку.

— Идем, я тебе кое-что покажу.

Ричард замешкался. — Элизабет, подожди, я же хочу поговорить.

— Идем, дорогой, тебе нужно это увидеть, тогда и говорить не придется.

Ричард, ничего не понимая, шел следом за женой, слегка потерянный. Эли привела его в спальню, открыла шкаф, порывшись в вещах, достала пару конвертов, тех самых, которые забыла сжечь, и подала их мужу.

— Ричард, я знаю. Все, знаю.

Мужчина нахмурился, не веря своим ушам и глазам, вспомнил два предсмертных написанных им письма. Он удивленно и испуганно посмотрел на жену.

— Давно ты знаешь?

— Спустя пару месяцев, как у нас все наладилось — Эли виновата опустила взгляд.

— И, что это значит? — Ричард неуверенно спросил, боясь неверно растолковать молчание девушки по этому поводу.

Элизабет подняла глаза, улыбнулась и, взяв лицо мужа в свои руки, сказала:

— Это значит, что в тот момент, в этот момент мне неважно, что было плохого. Я люблю тебя и люблю все то хорошее, что у нас есть. Я знаю, как ты переживал, как мучился, но решила дать тебе возможность самому рассказать об этом, когда захочешь. Не хотелось вспоминать все это без нужды. Я знаю, как тебе было нелегко, решила не вмешиваться в твои чувства, пока ты сам этого не захочешь. Ричард, я не стала любить тебя меньше, когда узнала, скорее наоборот, я поняла тебя, увидела все твои переживания, стала ценить тебя еще сильнее. Я не держусь за прошлое, я живу и радуюсь каждым мгновением, проведенным с тобой и с нашими детьми, и я очень счастлива.

Ричард закрыл глаза, чувствуя, как давняя тяжесть испаряется с его плеч, с сердца, с души. Вот оно покаяние, вот оно самопрощение. Открыв глаза, он дрожащими от прожитого волнения и настигшей легкости губами произнес:

— Прости меня! Я так виноват перед тобой!

Элизабет с восхищением смотрела на мужа, его путь к признанию совершенного им греха еще больше привязал ее к нему. Она уважала его за способность достойно и с честью дойти до конца этой истории и себя за принятие правильного решения в момент прочтения этих писем.

— Я прощаю тебя, Ричард! Несмотря ни на что я буду тебя любить.

Слеза облегчения неуверенно покатилась по мужской щеке.

— Я люблю самую мудрую и особенную женщину на Земле! Ты — моя жизнь, моя — награда, мой — ангел-хранитель. Я навечно твой раб.

Счастье горело пламенем на их лицах, сладкий поцелуй растекался по их телам также, как и в первый раз, в церкви во время их венчания, только тогда каждому было невыносимо это признать.

Конец

P.s: Любовь не может стать чем-то большим из ничего, для нее, как и для любого растения, нужно семя. Для Элизабет и Ричарда этим семенем была «Скала».