Мой век – двадцатый. Пути и встречи
Шрифт:
’’Меня это не удивляет, - ответил я.
– Сколько он хочет за всю папку?”
’’Десять тысяч долларов”.
’’Десять тысяч долларов за сто десять Писсарро? Меньше чем сто долларов за каждую!
– Я почти кричал. — Эта самая дикая история, которую я когда-либо слышал в своей жизни”.
Если картины подлинные, папка должна стоить по меньшей мере миллион.
”Давай-ка проверим. Задержи его внизу, а я найду Джона Ревальда и попрошу немедленно прийти сюда”.
Джон был, пожалуй, самым крупным специалистом в мире по Писсарро и автором нескольких известных книг об импрессионизме. Я поймал его
’’Что изображено на картинах?” — спросил Джон.
’’Похоже, это южноамериканские сцены, танец фламенко, джунгли”.
’’Это звучит неплохо, — сказал Джон. — Писсарро родился на Кариб-ских островах и некоторое время жил в Венесуэле. Эти места оказали сильное влияние на его ранние работы”.
’’Можете вы прийти и взглянуть на папку?”
’’Сейчас буду”, — ответил он.
Посмотрев папку, Джон объявил, что большинство картин — подлинные Писсарро. Остальные почти так же интересны: это работы учителя Писсарро, датского художника по имени Мелби.
’’Это потрясающая удача”, — прошептал мне Джон.
Специалист по сносу домов предлагал эти картины почти каждому дилеру в Нью-Йорке, но никто не верил в их подлинность: они были без подписей. Позже я узнал, что, если бы я их не купил, он бы отдал их кому-нибудь даром. Я заплатил ему десять тысяч долларов, и он ушел, свистя от удовольствия. Мы с Виктором готовы были пуститься в пляс в галерее.
Как раз в это время я вел переговоры о предоставлении нам концессии на добычу нефти на озере Маракайбо в Венесуэле. Моим отношениям с венесуэльскими властями совсем не повредило, когда я привез картины Писсарро в Каракас и организовал выставку в одном из залов лучшего отеля в городе. Один из самых крупных бизнесменов Венесуэлы и собиратель произведений искусства Альфредо Б ул-тон решил купить эту коллекцию и заплатил за нее значительно больше, чем она обошлась мне.
Кроме того, мы получили концессию на добычу нефти.
Раздавать коллекции доставляет не меньшее удовольствие, чем их приобретать. Старинная китайская пословица гласит, что человек никогда полностью не владеет вещью до тех пор, пока он не отдаст ее другому. Мои коллекции произведений искусства постоянно демонстрируются ценителям, и я завещал их музеям. Мне доставляет особое удовольствие дарить произведения искусства американским президентам и Белому дому.
Многие президенты разделяли мой интерес и любовь к американским художественным традициям. Линдон Джонсон особенно любил работы Чарльза Рассела на темы Дикого Запада, которые я коллекционировал в течение многих лет.
В 1967 году я был на обеде в честь иранского шаха, во время которого президент Джонсон упомянул о бронзовой статуе Фредерика Ремингтона, подаренной Белому дому издателем Амоном Картером. Зная, что у меня есть одна из лучших коллекций скульптур Рассела, сенатор Майк Мансфилд от штата Монтана сказал президенту: ’’Было бы неплохо, если кто-нибудь подарил вам хорошую бронзу Чарльза Рассела в пару к Ремингтону”. Естественно, Мансфилд очень гордился Чарльзом Расселом — уважаемым жителем его штата.
Я принял вызов. ”Я с радостью подарю вам одну из лучших скульптур Рассела, бронзу ’’Мясо для дикарей”, господин президент”.
Джонсон обрадовался, как мальчишка, которому обещали новый велосипед. 8 ноября 1967 года жена президента леди Берд
Ее трудно не заметить. Она установлена на вращающемся пьедестале на первом этаже Белого дома у двери, ведущей в восточное крыло, и изображает индейцев на лошадях, атакующих стадо бизонов. Это прекрасный пример точного воспроизведения Расселом жизни на западных границах в период покорения Америки.
Скульптура принесла Джонсонам такую радость, что я подарил им еще две: Ремингтона гигантского размера и маленького Рассела, которые были установлены в Библиотеке Линдона Джонсона в его родном городе Остине, в штате Техас, после того как президент вышел на пенсию.
В 1986 году я узнал, что Джонсон — не единственный президент — поклонник Рассела. Полотно ’’Переправа табуна лошадей”, написанное в 1900 году и висевшее у входа в Овальный кабинет — одна из самых любимых картин Рейгана.
Оказалось, что она была одолжена Белому дому владельцем, и, когда он умер, наследники решили забрать картину и продать ее. Узнав об этом, я немедленно собрал группу людей, которые купили эту картину и подарили ее постоянной коллекции Белого дома.
Из всех работ, подаренных мной президентам, я больше всего люблю полотно Уильяма Харнетта ’’Следователь из Цинциннати”. Я купил его у Миддендорфа и подарил президенту Картеру для коллекции Белого дома.
Мы с Виктором очень любили натюрморты Харнетта. В них мастерски выполненное реалистическое изображение предметов сочетается с мягкой меланхоличностью и ощущением непостоянства пред. метного мира.
’’Натюрморт” в моей коллекции был одной из самых любимых картин Виктора. Он всегда возвращался к ней на выставках, чтобы взглянуть на нее еще и еще раз. Думаю, последний раз он видел ее на выставке в Национальной галерее в Вашингтоне, организованной нами в честь выборов президента Рейгана на второй срок в январе 1985 года. Как сейчас вижу его стоящим перед этой картиной, опираясь на палку и на руку приятеля, радостно улыбаясь в восхищении от шедевра Харнетта.
Глубокая любовь Виктора к искусству, продолжавшаяся всю его жизнь, и бесконечное удовольствие, черпаемое в работах великих художников, были одной из главных причин моего интереса к коллекционированию. Он сторицей возвращал мне радость, получаемую им от сознания, что он помогает мне собирать картины. В каком-то смысле мои коллекции и удовольствие, которое они приносят людям во всем мире, — самый подходящий и заслуженный памятник Виктору.
Через ворота запретного города
Когда в семидесятые годы отношения между США и Китаем начали улучшаться и появилась надежда на более свободную торговлю, я хотел быть среди первых американских бизнесменов в Пекине. Меня привлекали не только огромная новая территория и возможности заключения сделок. Я хотел внести свой вклад в одно из самых удивительных явлений нашего века — изменение политического и экономического курса жизни Китая. Романтическая идея, заставившая меня постучаться в ворота Императорского дворца в Пекине, была идеей мирного сосуществования и торговли между Востоком и Западом.