Мой вид любви

Эш Никки

— Мне нужно идти, — заявляю я, находясь уже на полпути к двери.

— Что? Почему? — кричит мама мне в спину.

— Я вернусь! — кричу я, захлопывая за собой дверь и бегу к своему грузовику.

Ехать до дома Микаэлы недалеко, так как они живут по соседству. Мог бы дойти пешком, но я слишком взвинчен. Нет возможности… Она не может быть… Я же не… Я не могу закончить ни единой грёбаной мысли. Мои кулаки сжимают руль, и я обливаюсь потом от адреналина, циркулирующего по моему телу. Этому должно быть объяснение.

Может быть, она вернулась домой и переспала с кем-то другим. Мысль о другом мужчине внутри неё только ещё больше выводит меня из себя.

Я набираю код дома у их ворот, запомнив его за те несколько раз, что бывал здесь за эти годы, затем немного отъезжаю, останавливаясь позади машины Микаэлы. Припарковав грузовик, выключаю зажигание и выпрыгиваю. Я стучу в дверь, и несколько секунд спустя она распахивается.

Белла. Её глаза понимающе расширяются, но я ни о чём её не спрашиваю. Я не хочу услышать объяснения от неё. Я хочу услышать их от самой Микаэлы.

— Я бы хотел поговорить с Микаэлой, пожалуйста, — выдавливаю я, стараясь оставаться вежливым.

Она кивает один раз.

— Входи.

Я захожу внутрь, но прежде, чем Белла успевает позвать Микаэлу, она вразвалку выходит из кухни, не отрывая глаз от куска пиццы, который поглощает, и держит телефон в другой руке. Сначала она не замечает меня, и я пользуюсь моментом, чтобы рассмотреть её. Она всё также поразительно красива. Её волосы собраны в фирменный беспорядочный пучок, обнажающий стройную шею, ту самую шею, которую я целовал и посасывал. На ней футболка с надписью — «Мама в процессе становления» — и обтягивающие легинсы, закрывающие её ноги. Её ноги босые — те самые, которые я покрывал поцелуями.

Мой взгляд вновь возвращается к футболке, или скорее к тому, что под футболкой. Причина надписи, причина, по которой она ходит вразвалку. Там большой живот — живот, который бывает только у беременной женщины.

— Он мой? — выпаливаю я.

Взгляд Микаэлы взметается вверх, её глаза превращаются в огромные блюдца. Пицца вываливается у неё изо рта, и в шоке она роняет телефон. Микаэла пытается поднять его, но у неё большой живот, и ей нелегко наклоняться. Её мама подбегает и поднимает его, затем забирает у неё пиццу и тарелку, ставя их на стойку.

— Райан, — выдыхает Микаэла, ошеломлённо застыв на месте. — Ч-что ты здесь делаешь?

Её вопрос задел меня за живое.

— Я задал тебе грёбаный вопрос, — я делаю шаг к ней. — Ребёнок мой?

Её взгляд перебегает с мамы на меня, а затем она кивает.

— Да, — шепчет она, пытаясь сохранить лицо.

— Мои родители знают? — вероятно нет, если знали бы, что она носит моего ребёнка, не скрыли бы это от меня.

— Нет, — отвечает Микаэла, подтверждая мои мысли. — Они просто знают, что

я беременна.

— Ты знал? — спрашиваю я Марко, который только что вошёл в комнату, присоединяясь к своей жене и дочери. — А ты? — я смотрю на Беллу. — Вы, ребята, знали, что ваша дочь беременна моим ребёнком?

— Тебе нужно успокоиться, — настаивает Марко, подходя ко мне. Судя по тому, насколько он спокоен, он либо знал, либо чертовски хорошо притворяется, что не шокирован.

— К чёрту успокоение, — ору я. — Она беременна моим ребёнком, — я смотрю на Микаэлу. — Почему мои родители не знают?

Микаэла тяжело сглатывает.

— Никто, кроме моих родителей, Лекси и Джорджии, не знает, что ты отец.

— Ты собиралась когда-нибудь рассказать мне? — спрашиваю я, сжимая кулаки держа их по бокам.

— Я… — слёзы наворачиваются ей на глаза, и обычно это заставило бы меня попытаться утешить её. Пока мы проводили время вместе, я бы сделал всё, чтобы она не пролила ни единой слезинки. Но сейчас я слишком зол.

— Не смей, блядь, плакать, — рявкаю я, подходя к ней.

Марко встаёт, между нами.

— Тебе нужно успокоиться, — повторяет он.

Я приближаюсь к его лицу, возвышаясь над ним на добрых четыре дюйма.

— Не смей, блядь, говорить мне успокоиться. Я только что узнал, что женщина, с которой я спал, беременна, и у неё даже не хватило порядочности сказать мне об этом.

Я обхожу Марко, так что оказываюсь лицом к лицу с женщиной, у которой были секреты.

— Ты намеревалась скрыть от меня моего ребёнка? — я не даю ей даже возможности ответить. — Ты хотела сказать ему, что у него нет отца? Или что он не хотел его?

Она качает головой, слёзы текут по её щекам.

— Чёрт возьми, Микаэла. Я вырос в доме, где мои родители меня не хотели. Меня усыновили, потому что они предпочли меня наркотикам. Как, чёрт возьми, ты могла так поступить?

Я указываю пальцем на Марко.

— Ты, как никто другой, должен понять. Она, — я тычу пальцем в сторону Беллы, — скрывала её, — я указываю на Микаэлу, — от тебя.

— Хватит! — рявкает Марко. — Во-первых, ты должен уважать мою жену и не смей осуждать её. И, во-вторых, никто не скрывал от тебя ребёнка.

— Нет? Тогда объясни мне, почему она стоит здесь на девятом месяце беременности, а я только сейчас узнаю об этом. И то только потому, что мне сказала мама о её беременности!

Позади меня раздаётся вздох, и когда я оборачиваюсь, то вижу, что в дверях стоят мои родители. Мама прикрывает рот руками, а папа свирепо смотрит на Марко.

— Ребёнок твой? — спрашивает мама, проходя дальше в комнату. Следующий вопрос она адресует Микаэле. — Этот ребёнок от моего сына, и ты не собиралась ему говорить? — она смотрит на Беллу, в её глазах замешательство и гнев. — Как ты могла?