Мой встречный ветер
Шрифт:
Странный. Или, скорее, удивительный. Не думала, что у Ильи такие друзья.
Окна нашей квартиры выходят на двор соседнего дома, и созерцаем мы кусты сирени. Зато вдоль подъездов идет ряд тополей, могущественных и лохматых. Закончился сезон цветения сирени, но на смену ему приходит сезон тополиного пуха. Прямо сейчас одна из пушинок опустилась Нику на нос, и он смахнул её ненамеренно.
— На минуту — и еще час сверху, — не постеснялась заметить я, оставив комментарий про мое лицо незамеченным.
Мне нравится этот пух. Только
А кто-то терпеть его не может вообще в любом состоянии.
— Серьезно? — Я понадеялась, что Ник сейчас достанет телефон и начнет судорожно листать диалог с моим Ильей, а потом звонко ударит себя ладонью по лбу в раскаянии. — Ты ведь дождалась.
— Я сама опоздала, — призналась зачем-то.
На семь минут. И мне даже было стыдно.
— Да? Тогда тем более.
И совершенно никаких сожалений и извинений. Это… типа… нормально? У людей, что на год меня старше? Даже Илья извиняется, когда накосячит. А такое сильное опоздание, по моему мнению, все-таки косяк.
Совсем ничего не понимаю.
— А куда идти?
— На Вознесенскую. Отправляемся?
Кивнула.
Знаю я такую. У меня институт располагается поблизости. И я до него предпочитаю ездить на автобусе. Но говорить об этом, конечно же, не стала. До сих пор не могу отойти от удивления, все слова растеряла.
На Нике — белая футболка с цветным принтом, многократно повторенные лепестки роз и листья. Мой Илья ни за что такую не надел бы.
И темно-серые шорты до середины колен, открывающие ноги.
Ноги неплохие, наверное. И руки тоже. Не слишком худые, видно, что он занимается спортом. Но и не слишком накаченные. Поджарый, кажется, так описывают эту фигуру…
Я подумала — интересно, как мы со стороны смотримся? Странно, наверное. Я бы точно обратила внимание. И даже запомнила самые яркие черты на всякий случай. Вдруг пригодится однажды? У меня много чего есть в запасе. Фразы, что посещают голову самовольно, когда им вздумается, и случайно подмеченные образы, которые вызывают в душе отклик.
Из одной строчки временами рождается целое стихотворение.
Из одного взгляда — история длиною в несколько лет, тысячи слов, сотни касаний.
И зачем, зачем люди изобрели творчество и влюбленность?..
Я смирилась с тем, что мы проведём в тишине всю дорогу, молча покатаемся и молча же разойдемся, но, стоило завернуть за угол, мой любимый с недавних пор угол, как Ник заявил:
— Ну, что ж, рассказывай.
— Что рассказывать? — посмотрела на него максимально скептично.
— Вот представь, Ника, — он запустил руку в волосы, растрепал их у корней, смахнул очередную пушинку с рукава футболки, коснулся подбородка и только потом посмотрел на меня сверху вниз. — Представь, что ты давно хотела чем-то с кем-то поделиться, а подходящих людей поблизости все никак не находилось. Так вот, можешь поделиться всем этим со мной.
— С чего я должна делиться этим с тобой,
Я даже руки на груди скрестила.
Успела уже пожалеть, что не задержалась еще на пару минут и не нашла одежду поприличнее. Я ужасно краснею — не только щеками, но и шеей, и грудной клеткой, и вообще. А весь этот непонятный-невнятный разговор так и провоцирует меня покраснеть.
— Не люблю ходить в тишине, — Ник пожал плечами.
— Мысли в голову лезут?
— Скорее, домыслы.
Я не нашла, что на это ответить. Поэтому предложила:
— Тогда, может, это ты расскажешь что-нибудь?
— А ты хочешь узнать что-то конкретное? Спрашивай, не стесняйся. Может быть, я даже отвечу.
Какая честь, вы только на него посмотрите.
— Не хочу, — призналась я. — И о себе рассказывать тоже.
— Я тебя разговорю. У меня талант.
Сколько сомнения было в моем взгляде после этих слов — не описать. Я прямо-таки излучала скепсис.
Тишина все-таки вернулась к нам. Секунд на десять. Потом Ник невинно полюбопытствовал:
— Вот эта вот просьба от Ильи про покатать тебя — к чему она была? Он мне ничего не объяснил. Любовь к молчанию — это у вас семейное?
— Да, семейное.
— А первый вопрос?
Мне подумалось — ну, ладно, как-никак, он мне помогать собирается. Так что я все-таки решила ответить:
— Проникнуться атмосферой хочу. Чтобы дописать стих.
— Ты, типа, поэт? — и брови взлетели высоко-высоко.
— Можно и так сказать…
— Я тоже когда-то был. Те стихи, что ты читала до того, как я дал о себе знать, мои.
«Я выбрал бы трепетно-белый, трепетно-белый цвет».
— А потом прекратил?
— Перерос.
— Почему?
— Кто кого пытается разговорить, Ника? — он покосился на меня с легким недовольством. — Но мне нравится, что ты начала задавать вопросы. Да, продолжай. Ну, перерос. И все.
— Прошла любовь, что-нибудь в таком духе?
— Ты — опасный человек, Ника, — Ник покачал головой. — У вас это тоже семейное? У тебя, наверное, еще и память хорошая? Скажешь тебе что-нибудь, не подумав, а через пару лет это всплывет? И останется только подумать — вау, как это можно было запомнить?..
— У Ильи такая, — согласилась я. — У меня нет.
— Расскажешь?
— Что именно?
— Ну, например, историю про то, как ты забыла что-то важное. Или тщательно делала вид, что забыла. Нам, конечно, недалеко. Но и не близко. Успеешь.
А народу на улицах, как назло, становилось все больше и больше.
И нас в самом деле время от времени награждали взглядами. Меня немного волновало, что один из этих взглядов вдруг может оказаться взглядом кого-нибудь из моих знакомых.
Ник не был красивым в той степени, как того требует наше общество. Но притягивал к себе неимоверно сильно. Как будто прятал в себе какую-то особую ауру, к которой так и хочется прикоснуться. Не знаю. Ведь я разговариваю с ним несмотря ни на что…